litbaza книги онлайнСовременная прозаГоттленд - Мариуш Щигел

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 16 17 18 19 20 21 22 23 24 ... 50
Перейти на страницу:

— «Серая туча пыли заслонила Сталина по самые плечи. Вдруг она засверкала всеми цветами радуги. Голова генералиссимуса все еще виднелась в этом необычном зареве, но внезапно он резко наклонился вперед, будто какая-то неистовая сила сломала ему шею. Камни летели в помутневшую воду Влтавы, барабанили по крышам и падали на мостовую. Через мгновение эхо взрыва отозвалось в городе. Оно неслось со всех сторон. Пробило тучу пыли, висящую серым колоколом над тем местом, где еще секунду назад возвышался над Влтавой Сталин».

— Но взрыв был днем! — возмущается Пршигода.

— «Вскоре снова воцарилась тишина. Лишь Елена фон Молвиц вскрикнула и упала на землю. Ее нашли только утром — она лежала на газоне».

— Господи, да что вы читаете?

— «Елену несли на носилках к зданию посольства. Лицо у нее было все в крови».

Иржи Пршигода с трудом собирается с мыслями.

— Во время ликвидации памятника погиб только один человек, и то еще до взрыва. Член комиссии. Зашел в одно из помещений под памятником, оступился на какой-то доске, упал и уже больше не встал. Зачем выдумывать еще какие-то жертвы?

— Потому что Сталин требует жертв, Иржи, — говорит жена.

— Кто-то написал, что его голова откололась и покатилась по мосту на площадь. А сваливают всё на меня!

— Сразу после Сталина с ним случился инфаркт, — рассказывает пани Пршигодова. — С того времени, когда две недели кряду глаз не сомкнул, прошло уже сорок лет, а он все не спит.

— Засыпаю на пять минут, как сегодня ночью, и что-то мне снится. Сам не знаю, что. Знаю только, что говорю, стиснув зубы: «Не позволю!»

«Лидове новины»[23]в воскресном выпуске печатают мое объявление и фотографию моделей, некогда позировавших Швецу. Я наткнулся на снимок в пражском Музее коммунизма, но фамилии моделей нигде не смог найти.

Я пишу, что ищу этих людей или их родственников.

Ко мне приходит приходят пять писем сходного содержания: авторы жалуются на несносных соседей и спрашивают, не могу ли я чем-нибудь помочь.

Два года назад чешское телевидение показало кадры, сделанные одним смельчаком, который нелегально, любительской камерой снял взрыв. В комментарии прозвучало, что тоталитарное государство боялось камер не меньше, чем огнестрельного оружия.

Смельчак — некий пан М. Ему столько же лет, сколько и всем, — около восьмидесяти. На нем пиджак в шотландскую клетку, вокруг шеи повязан платочек. Он показывает мне журнал, в котором пишет о моравских винах.

— Взрыв мы снимали по очереди с другом. У него была камера «восьмерка». Мы спрятались в кустах на противоположном холме. Один снимал, второй стоял на шухере. Друг был моим бригадиром — мы вместе работали на строительстве туннеля, прямо рядом со Сталиным.

— Вы — рабочий? — Я смотрю на шейный платок и журнал о вине.

— Я был дорожным рабочим.

— С камерой?

— Ну, рабочим-то я был утром, а вечером, представьте, писал сценарии развлекательных программ для телевидения, естественно, под псевдонимом. Потом, уже немолодым человеком, закончил журналистику. У меня нет ни малейшего желания это вспоминать.

— Но вы ведь уже начали.

— Ладно, тогда закончу: я вынужден был работать на стройке. Всё, закрываем тему.

— Почему?

— Это не самые приятные воспоминания, — произносит он и понижает голос, будто его может услышать кто-нибудь нежелательный.

Мы разговариваем в кафе «Арко», где бывал Кафка, а потом была ведомственная столовая Министерства внутренних дел.

Пан М. вынимает из папки фотографию советской стороны памятника.

— Видите, я снимал так, чтобы как можно лучше получился этот жест… как партизанка хватает солдата, — показывает М. — Кое-кто знал, что Швец покончил с собой из-за этой ширинки.

— А откуда такие сведения?

— Как минимум десятка полтора пражских таксистов рассказывали, конечно, под большим секретом, что привезли его тогда к памятнику.

Скульптор Ольбрам Зоубек — энергичный семидесятисемилетний мужчина, не страдающий беспредметными страхами.

Он был студентом, когда Швец работал над Сталиным.

Если уж он сумел после самосожжения Яна Палаха в 1969 году пробраться в морг и сделать две посмертные маски национального героя, за которым следили полчища гэбистов, мне тоже удастся узнать хоть что-то о Швеце.

Зоубек знаком со скульптором, который работал над Сталиным вместе со Швецом. Его зовут Йозеф Вайце. Он — единственный из еще живых, кто знал Швеца лично.

Потрясающе!

Чтобы не испугать старика, Зоубек сам звонит ему домой.

— Слушай, Гонза, — говорит он, — через час тебе позвонит один человек из Польши… («Да, он с вами встретится», — подмигивает мне Зоубек.)

Я ухожу от Зоубека. Через час мне отвечает по телефону старческий голос.

— К сожалению, пан Вайце уже неделю как на Украине. Я, право, не знаю, когда он вернется.

Я нашел список фамилий репортеров и радиотехников, которые вели прямую трансляцию с церемонии открытия памятника.

Большинства из них нет в телефонной книге, но некоторые все еще значатся.

«Мы ведь знаем тебя, смелая партизанка, стоящая с гордо поднятой головой на нашем памятнике», — говорила тогда редактор Сильвия Моравцова.

— Я очень плохо вас слышу, — говорит она сегодня, — я оглохла. Вам незачем ко мне приходить, я ничего не помню. Разве что захотите выпить компоту…

«Вереница людей степенно поднимается по ступеням. Они воздают почести великому Сталину и клянутся, что будут стоять на страже свободы, которую принесли нам советские солдаты, и превратят нашу родину в рай на земле», — говорил редактор Владимир Брунат.

— Мне уже восемьдесят пять лет, я слепой, к тому же, в инвалидной коляске, но с удовольствием помогу вам, — говорит он сегодня. — Скульптор? Я делал репортаж с открытия, но фамилии его точно не знал. Никто не слышал ни о каком самоубийстве. Ну, что скажете? Тогда о таких вещах не знали.

Наблюдения за чешским языком наводят на одну мысль. А именно: в ситуации, когда следовало бы сказать: «я боялся об этом говорить», «у меня не хватило смелости об этом спросить», «я понятия об этом не имел», — чехи говорят:

«Об этом НЕ ГОВОРИЛИ».

«Этого НЕ ЗНАЛИ».

«Об этом НЕ СПРАШИВАЛИ».

Я часто слышу безличную форму, если речь заходит о коммунизме. Будто люди ни на что не влияли и ни за что брать на себя личную ответственность не хотели. Будто вспоминали, что были всего лишь частью единого организма, у которого на совести лежит грех преступного бездействия.

1 ... 16 17 18 19 20 21 22 23 24 ... 50
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?