нему, спросил, о чем он горюет. Мальчик рассказал ему все, и после того Маналайнен взял его за руку и повел далеко-далеко в глу­хой лес. Когда они пришли в самое глухое место, Мана­лайнен внезапно исчез, оставив мальчика на произвол судь­бы. Тут мальчик, видя себя брошенным посреди дремуче­го леса, излил свое искреннее горе в песнях, и лучше этих песен никогда не слагал ни один смертный». Старуха кон­чила рассказ свой обращением ко мне и советовала искать песен не в Карелии, но в собственном моем сердце. После этого она совсем умилостивилась и спела мне несколько песен. Эти песни принадлежат к числу так называемых hää-wirret (свадебных), хотя они были отличные в своем роде, но я не записал их, потому что содержание их было почти одинаково с теми, которые уже есть в печати. К тому же записывание песен лирического содержания не входило в план моего путешествия.

Кроме Соткума, посетил я еще другую деревню — Тайнале, коей жители православного вероисповедания, но я остался в ней недолго, потому что, кроме свадебных и похо­ронных песен, не посчастливилось услышать ни одной. Может статься, мог бы я собрать некоторые волшебные руны в Юууга и Нурмисе, если бы захотел своротить туда с боль­шой дороги, но мне сказали, что Л ё н р о т недавно объе­хал всех тамошних шаманов и все от них разузнал, следо­вательно, моя поездка была бы бесполезна. Тогда пребыва­ние мое в Русской Карелии было бы слишком коротко, и, сверх того, я спешил в Каяну, чтобы застать там Л ё н р о т а, который в скором времени должен был выехать оттуда в уезд на свою врачебную ревизию.

Расчет мой был верен: я застал вовремя знаменитого собирателя рун и, получив от него все нужные наставле­ния для продолжения моего путешествия, в начале июня выехал из Каяны. Доселе я ездил по болотам, вдоль боль­шой дороги, теперь должен был плыть водой вверх по рекам и озерам. Через несколько дней я достиг русской гра­ницы и скоро прибыл в деревню Колвасъярви, что в Оло­нецкой губернии. В этой деревне незачем было останавли­ваться, и я немедленно продолжал путь свой до погоста Репола, где и провел несколько дней, почти все время за­писывая руны эпического и волшебного содержания. Мне сказывали, что тут живет отличный песельник, но в то время его не было дома, и я, не рассудив за благо дожи­даться его возвращения, решился лучше продолжить свое странствование до деревни Мииноа, где, как мне сказыва­ли, на ту пору собралось 60 человек крестьян, работавших над проведением правильных границ между Россией и Финляндией.

Весьма неприятные предзнаменования встретили меня в этой деревне. По несчастью, один из моих товарищей при самом въезде в деревню напился из колодца воды и за обедом вздумал резать кушанье хозяйским ножом. Жи­тели были строгие раскольники: нож и колодец, по их мнению, осквернились, и никто во всей деревне не хотел более ими пользоваться, тем более что тогда был пост. Такое нарушение обычаев старообрядцев могло навлечь нам много неприятностей, и только счастливый случай избавил нас от ответственности за нечаянное оскорбле­ние.

Из Мииноа своротил я в маленькую, недалеко лежа­щую деревню Лусманлати, где жил, как мне сказали, один известный мастер петь песни. Случилось, что он именно в тот день, как я пришел, отправился на торговый промы­сел в Финляндию. Я тот же час послал за ним, однако воротить его не успели. Я продолжал свое путешествие и поехал в Аконлати — так называется первая деревня в округе Вуоккиньеми в Архангельской губернии. В этой деревне записал я 40 волшебных рун и, сверх того, множе­ство сказок и преданий, и все это от одного человека, с которым мы целых пять дней неутомимо работали. Дру­гой, также замечательный певец находился в то время, как мне сказывали, в отлучке по торговым делам в Фин­ляндии. В той же деревне было, кроме того, много извест­ных певцов, и вообще, каждый житель мог что-либо спеть или рассказать.

Большая часть сказаний, которые я записал, относит­ся к лопарям. Между прочим, рассказывают, что очень давно, когда Москвой правили еще князья, а не цари, жили в Аконлати два славных лопарских шамана. Они, как уве­ряют, вылечили князя Московского от смертельной болез­ни и в награду за то получили исключительно право: один — ловить семгу в Лусманлати, другой — ловить лисиц в Саркиньеми. Далее предание говорит, что несколько по­граничных финских жителей перебили лопарей и присво­или себе их владения, хотя лопари охотно бы уступили их без драки. Вообще во всей стране распространено преда­ние, что лопари были первые ее обитатели, мало-помалу истребленные финнами во время так называемой разбой­ничьей, или тайной, войны (warastus-sodat, peitto-sodat). Тут же, в Аконлати, показали мне некоторые остатки ло­парских древностей. Еще прежде случилось мне видеть в Финляндии и в Русской Карелии различные памятники, по которым теперешние обитатели узнают следы лопарей, но мне казалось, что можно сомневаться в лапландском их происхождении. По моему мнению, многие так называе­мые лапландские кучи (Lappin rauniot) весьма двусмыс­ленного происхождения. Под этим именем разумеют соб­ственно очаги древних лопарей, но часто называют им же кучи камней всякого рода, сложенные рукой природы или человеческой рукой в какую-нибудь особенную, странную форму. Это название дается особливо каменным могилам, которых очень много в Финляндии, и которые, по всей вероятности, должны быть происхождения скандинавско­го, по крайней мере большей частью. Впрочем, этим име­нем называют покинутые в финских рыбачьих или охот­ничьих хижинах старые печи, очаги, так же, как и в воен­ное время в глубоких лесах устроенные тайные убежища (piilo-pirtit). Такие остатки древности называют в Север­ной Финляндии также лапландскими кучами. В Русской Карелии и около Каяны имел я случай видеть остатки дру­гого рода, которые называются лапландскими могилами и которые, несомненно, лапландского происхождения (Lappin haudat). Они служили, как уверяют, жилищами лопарям и действительно имеют большое сходство с некоторыми палатками, которые я видел в безлесной части Лапонии.

Эти последние состоят из землянок с кровлей конусооб­разной, сделанной из дерева, камней и торфа. Предание уверяет, что такого рода кровли находились прежде и на лапландских могилах, встречающихся в Карелии и в Се­верной Финляндии. На дне этих лапландских могил вид­ны уголь, зола, сожженные камни, железные окалины, перегоревшая железная посуда и прочее, что подтвержда­ет предание о том, что эти ямы были обитаемы. Другие ямы, находящиеся в Северной Финляндии и в России, име­ли другое назначение: их употребляли лопари для ловли оленей. Еще одно слово, чтоб закончить о лапландских преданиях: в округе Вуоккиньеми рассказывают о