За СВОЮ работу – над своим новым романом!

Несмотря на строгое предупреждение, на следующий день опоздали сразу две семинаристки: Оксана Максимова явилась на десять минут позже и стояла растерянная у входа, слушая выговор преподавательницы, и тут в спину ее едва не толкнула Люда Сенькина.

Элен Григ, которая, выговаривая Оксане, все же колебалась, не пустить ли ее на занятия, сразу передумала. Два ослушания – это уже чересчур! Такого неуважительного отношения к своим семинарам и своему времени она простить не могла.

– Вы не дорожите словом в жизни – значит, вы не дорожите им в творчестве. Но я им дорожу! И если я сказала, что не допущу опоздавших к занятию, – значит, не допущу. Прошу вас покинуть помещение.

– Пробки… – робко проговорила Оксана, – сегодня какие-то необыкновенные, больше, чем обычно…

– Эка новость! – холодно отозвалась Элен. – Вы ведь знаете, что пробки! Так вышли бы с запасом. Или воспользовались бы общественным транспортом!

– А я общественным! Но все равно автобусы в пробках стоят! И метро еле плетется! – жалобно оправдывалась Сенькина. – Хорошо вам, вы живете в центре, пешком за пятнадцать минут можете дойти – а я на окраине, мне на перекладных! Все ноги отморозила, пока на остановках стояла!

– Следовало выйти пораньше, только и всего, – повторила Элен.

– И перед едой надо мыть руки, да?! И воду за собой спускать в туалете?! Что вы с нами, как с детьми! – подала реплику с места Марина Бурлак. Она-то пришла вовремя, но решила заступиться за товарок по несчастью в виде Элен Григ. – Если вы известный писатель, это еще не значит, что вы имеете право нас унижать!

Элен некоторое время загадочно смотрела на Марину. Затем усмехнулась.

– Ладно. Гражданскую войну устраивать не будем. Проходите на свои места. Пропущенный материал будете нагонять самостоятельно, а время, потерянное всеми из-за вашего опоздания, я компенсировать, естественно, не собираюсь.

Так прошло еще несколько дней, в которые больше никто не рискнул опоздать. Правда, вышло еще одно ослушание: у кого-то в классе зазвонил мобильный. Но его так быстро выключили, что Элен даже не успела разразиться громом и молнией.

Она по-прежнему мучила семинаристок жестокой и унизительной критикой, но спорить с ней осмеливалась только Марина Бурлак. Остальные молчали либо пытались задобрить ее лестью. Напрасный труд! К лести Элен Григ была абсолютно нечувствительна.

В Рождество предстоял выходной, и Элен пришлось смириться с этим перерывом в семинаре, даже если она его не одобряла: для нее не существовало ни выходных, ни праздников, когда дело касалось работы, и она полагала, что остальные должны функционировать по тому же принципу. Когда кто-то из семинаристок намекнул, что сегодня, в Сочельник, неплохо было бы их отпустить пораньше, Элен с негодованием отвергла подобное допущение и дала двойное задание на послепраздничное восьмое января, повергнув начинающих писательниц в ступор. Но никто не отважился ей возразить, даже прирожденная революционерка Марина Бурлак…

Из зала для конференций женщины выходили в этот день расстроенные больше обычного. Как, спрашивается, успеть выполнить двойную порцию домашнего задания за сегодняшний праздничный вечер и завтрашний праздничный же день?! Рождество отмечали все, вне зависимости от религиозных убеждений: это был один из редких в году праздников, имевший внятный добрый смысл и красивый ритуал. Почти все собирались праздновать его с семьей, а то и с гостями, многие планировали пойти в церковь… А тут это задание, чтоб ему!..

Элен Григ, по обыкновению оставшаяся в классе проверять очередные достижения своих подопечных, услышала, по истечении из класса ее подопечных, детский голос Люды Сенькиной по ту сторону двери:

– А давайте сорвем последние уроки? Их всего два осталось, ничего не потеряем! Не сделаем задание, пусть она нам всем «неуды» поставит – она все равно их собирается поставить, чего мы теряем? Или вообще не придем на семинар, так даже лучше! В издательстве узнают, задумаются: если весь класс не явился – значит, преподавательница никуда не годится! А не мы!

Нестройный хор голосов ответил ей разом, но Элен не разобрала смысл реплик. Да и к чему ей? Сенькина права, Элен многим собирается проставить «неуды», и, по большому счету, ходи они на ее занятия, не ходи – разницы никакой. Польза от этого Мастер-класса была только одна: он отвадит большинство этих девиц от «писательства», и в современном российском детективе будет меньше мусора!

Впрочем, пару перспективных авторов Элен все же собиралась подарить издательству: Марину Бурлак и Оксану Максимову. Не исключено, что и Наталью Ковалеву, надо будет еще раз просмотреть ее работы… При всех ошибках, которые делали эти начинающие писательницы, что-то было в них, внушающее надежды. Вдумчивость, трудолюбие, хороший слог, обеспечивающий умение довольно точно передавать мысли… Остальные и мыслей не имели, и не умели сформулировать внятно даже то, что заменяло им мысли!

…Кажется, девушки приняли предложение Сенькиной? Гудеж за дверью был возбужденным и скорее одобрительным. Вот еще одно свидетельство их бесталанности: не подумать, что их слышно через дверь! Какие из них детективщицы, спрашивается?

– Нашли место, где обсуждать! – произнесла Оксана, словно уловив критические мысли Элен. – Нас может быть слышно через дверь!

Браво, Оксаночка, не зря я собираюсь тебя порекомендовать! – усмехнулась Элен, не поднимая головы от распечаток.

– Да ладно, дверь такая толстая, ты чего!

– Это она на вид толстая. Такие двери внутри обычно полые, а снаружи тонкая фанера, – ответила Оксана. – Пошли в кафе!

Умница, подумала Элен. Интересно, согласится ли она с предложением саботажа? Ей-то ни к чему – она за два оставшихся дня может узнать еще уйму полезных для себя вещей, тогда как остальным хоть в лоб, хоть по лбу, толк один: никакого!

– Я домой пошла. Заданий много.

Это Марина Бурлак. Революционерка снова не согласна – на этот раз с мнением коллектива. Или части коллектива в виде кучки за дверью.

– Ты нас не поддержишь?! – раздался чей-то возмущенный голос.

– Вы делайте, как считаете нужным для себя. А я как считаю нужным для себя, – ответила Марина. – Пока!

Элен подняла голову. В ней шевельнулось нечто похожее на сочувствие к Марине. Иметь собственное мнение, собственные позиции – это роскошь, деточка, за которую дорого платишь! Элен отлично знала, как дорого… Но это и только это гарантирует личность, деточка. А писатель с личности начинается, деточка… Таким, как Люда Сенькина, – таким никогда не стать личностью. Преуспеть в жизни она, конечно, может, и даже очень: где надо подлижется, где надо похнычет, а где исподтишка и палки в колеса вставит – характер прагматичный, без сомнения, но мелкий. Мелкие чувства, мелкие мысли, мелкая душа. Если издательство, вопреки мнению Элен, все же начнет ее продвигать, то такими будут и ее книжки: мелкими… Как и практически всех остальных, похожих на Люду настолько, что она и имен-то их не запомнила…