Как прошла? Кашу, что ль, унюхала? Тетя Фаина, хоть и увидела, а виду не подала. Обойдется. Выжига!

– Прости меня, окаянную, ну поколдовала я, так ведь… немножко, – прикидошным голосом, кося глазами в разные углы, начала Маруся.

– Чего немножко-то? – схватив крышку с каши и забыв, что она горячая, охнула тетя Фая.

– А чего это у тебя, Фай? – отворачиваясь от каши, ткнула Маруся на подоконник.

– Мед, – нехотя ответила Фаина Александровна.

– Мед? – переспросила Подковыркина недоверчиво, словно полбанки меда никогда не видела и вообще только что на свет родилась. – Ой, ой… Фая, а я вчера, ну как поколдовала-то, мне так склизко стало, меня такой пот прошиб, думала, помру.

– Да? – обернулась от кошачьего блюдца, в которое накладывала лопаткой кашу, тетя Фаина. – Да-а? А ты не колдуй!..

– Больше ни-ни, сил нет, ни за что теперь до Спасу колдовать не стану, такая в кишках ломота, – в сторонку пожаловалась Маруся. – А откуда у тебя мед? А, Фая?

– В сенях на стремянке стоял, я полезла, как уроню банку… А чего? – прищурилась Фаина.

– Мед, – разглядывая мед то одним глазом, то другим, неопределенно сказала Маруся. – Ме-о-од.

– Ну, мед, – накладывая себе в тарелку каши горкой, неприязненно передразнила тетя Фая и подумала про себя: «Ишь выжига какая! Ши-шига!»

– А ты его неправильно хранишь, – принюхиваясь к пшенному духу на молоке и сглотнув, быстро сказала Маруся. – Мед, Фая, не так хранят…

– А как? – не донесла до рта кашу в деревянной (дед Сережа стругал) ложке Фаина Александровна. – Почему это?

– Надо мед на холоде хранить, – поджав губочку, мигнула назидательно Маруся.

– Хочешь, возьми его себе и храни, хочь в печке, хочь в жолудке, – доедая кашу, через пять минут зевнула тетя Фая.

– Нет, – покачала головой Маруся, взглянув на пустую Фаину тарелку.

– А то возьми, – согревшись кашей, опять зевнула тетя Фая.

– Нет, – снова скромно сказала из-под иконы Маруся и чуть погодя: – А можно, я его понюхаю?

Тетя Фая, за шестьдесят девять лет знавшая все Марусины хитрости наперед, сказала:

– На! – и поставила банку с медом прямо под длинный Марусин нос.

– Ну, вот как с ей ругаться? Как? Свово сердца не жалеть. Нехороша у меня подруга, – глядя в окно, как Маруся стоит на крыльце с бидоном молока и с полбанкой меда, сказала вслух Фаина и прилегла на кроватку, решив поспать.

А тетя Маруся тем временем, ухватив покрепче бидон и банку, в вечерней сизой тьме ступила вниз, ножка ее в галошке подвернулась, и тетя Маруся рухнула на утоптанную землю, аккурат перед крыльцом Хвостовой Фаины Александровны. Без звука. Потом жалобно охая, как уж, даже не знаю, поднялась, но к себе домой через пять минут тетя Маруся приковыляла с разбитой коленкой, саднящим локтем и таким детским страданием на стареньком лице, что… В общем, страшные дела творятся, Господи. Но бидончик с молоком не разлила и полбаночки меда не разбила. Повторять Марусин трюк никому не советую.

— Ты, Фая, попроси свово Сережу, а? – начала на следующий после сальто-мортале день Маруся Подковыркина.

– Какой он мой? – отвлеклась от мытья теплой водой из пластмассового тазика Малышкиного вымени тетя Фаина. – Он совсем даже не мой.

– Правда? Тогда я деда Сережу себе заберу, – пожала плечами Маруся и, постучав косточкой пальца по бревну притолоки, заметила: – Всю бревнину жуки проели, Фай, Фа-ая, дом-то у тебя какой гнилой стал, скоро упадет, а?

– Слушай, иди давай, свой дом, хошь, щупай, хошь, стучи! И на корову мою не гляди, у тебя в каждом глазу по шилу.

– Чтотычтотычтоты! – затрясла головой Маруся. – Фаюшка! Чтотычтотычтоты? Я же тебя люблю, ну кого мне любить? А! Разве кота, а пошто мне кот?

– А зачем тебе дед Сережа? – уже начав доить, все-таки спросила тетя Фаина. – Какие у тебя к нему предложения?

– Да мне, Фай, эту надо, – замялась Маруся и отставила подальше свою разбитую коленку.

Тетя Фаина оглянулась и удивилась нарядности подруги, которая обычно ходила в некоторой встрепанности почти всю неделю.

– Ты чего это вырядилась? – закончив доить, сердито спросила Фаина. – Сережа ей мой нужен.

– Да ты что, ревнуешь, что ли? – поморгала из темноты Маруся в сатиновом красном платье с зелеными огурцами и защитного цвета бушлате, в котором прохаживалась только в магазин, церковь и в собес.

– Ты не куролесь! Признавайся, чего надо? – стала заводить корову на место тетя Фая. – Ну?

– Фая, а мне ступу твой Сережа не сделает? – быстро спросила Подковыркина и пристроилась идти следом. – Очень надо.

– Чего?! – Фаина Александровна споткнулась на ровном месте и чуть не выронила ведро с молоком. – Да ты что, сатана? Ступу ей! Летать собралась? А-а-а! Уходи. А-а-а!

– Ну, Фая, опять! – поморгав еще глазами, Маруся придержала ведро с молоком со своей стороны. – Не поймешь, а кричишь. Мне не ступа нужна, ступа у меня есть…

– Чего?! – схватилась за косяк Фаина. – Уходи отсюдова!

– Фаюшка, да чтотычтоты?.. Мне ступка нужна, стекла толочь, крыс травить! – затараторила Маруся. – Ну? Ну! Фая, ну как я на ступе летать буду, у меня и помела-то нет? Какая же ты, Фая, несдержанная!

Никто другой, а снова Фаина соседка Маруся первая узнала страшную подробность про смерть Любови Бересклетовой. Что обнаружилось там на дороге, когда убирали в сторонку с оживленной в дневные часы трассы две раскуроченные машины и водитель молоковоза опять же, хоть и просили его в категоричной форме не молоть языком о столбе огня, в который превратилась нежно-голубая иномарка, шедшая по встречной полосе, и вдруг, кувыркаясь, уже в дыму влетела ему прямо между передними колесами.

– Тер! Акт! – как два разных слова повторяла Маруся Подковыркина целую неделю и пытала Фаину: – Кто, ну кто взорвал Любашу? Кому помешала нарядная баба пятидесяти лет? Фай, ты рассуди!

«Тишка пропала», – не слушая ничего, ни полслова, думала Фаина в ответ, машинально сцеживая молоко через толстую марлю из ведра в кастрюлю.

– Нет, хоть за что? За что ее?.. За что? Она же искусствоведка хренова! – часто моргала глазами, сперва левым, потом правым, тетя Маруся. – Какая все-таки подлая жизнь пошла.

– Марусь, иди домой, – взмолилась тетя Фая. – Как без тебя тихо.

– А молока? – покосилась на свой пустой бидон Марья Михайловна.

– Ну, налей там с полки, с краю… Да не ту, а другую банку бери! Ты поняла хоть? – подумав, махнула рукой тетя Фая. – Маруся, ты мою кошку не видала?