Жена-грузинка Гияс ад-дина Кейхусрова II Русудан, которую сельджуки знали под именем Гёёрчи-хатун, вероятно, тоже имела большое влияние на супруга. Ко времени их женитьбы он настолько был влюблен в нее, что, несмотря на то что правоверные мусульмане не приемлют никаких форм изображения человека, он пожелал отчеканить на монетах ее портрет рядом со своим[23]; правда, по мнению некоторых исследователей, он хотел выбить на монетах всего лишь их имена. Когда недовольство народа вынудило его отказаться от этого намерения, ему пришлось избрать другой способ: на аверсе монеты он поместил стилизованное изображение солнца и созвездия Льва. Солнце в созвездии Льва султан выбрал, наверное, потому, что сияние этой звезды ассоциировалось у него с лучезарной личностью его супруги, или же потому, что она родилась под этим созвездием; кроме того, фигура льва символизировала его самого. Изображение этого льва практически без изменений сохранилось в Персии до наших дней – дело в том, что Фет Али-шах использовал его в гербе страны.

Та готовность, с которой родители-христиане отдавали дочерей замуж за султанов-Сельджукидов, свидетельствует о том, что эти султанши, в отличие от супруг-мусульманок, пользовались определенными привилегиями. Самой большой привилегией было, безусловно, данное им право оставаться христианками и исповедовать свою религию в полном объеме. Вероятно, это помогало женщинам сохранять самоуважение и духовную независимость. Из имен женщин-мусульманок в истории осталось лишь имя принцессы Гевхер Февзи или Несиби-хатун, известной также как Сельджука-хатун, и то только благодаря тому, что ее очень любил отец, Кылыч Арслан II.

Обычно султаны брали себе в жены высокородных принцесс из тюркских династий, таких, как Данишмендиды, Цакасы и беки Эрзинкана. Совершенно очевидно, что эти женщины не могли оказывать большого влияния на своих мужей, ведь такие браки не способствовали уменьшению числа ссор между султаном и его тестем, и часто подобные разногласия заканчивались войнами. Овдовев, все жены султанов, независимо от их религиозной или национальной принадлежности, должны были выходить замуж за министра-администратора покойного султана. Вероятно, корни этого обычая уходят в кочевое прошлое сельджуков; он сохранялся в Малой Азии на протяжении всей эпохи Сельджукидов. Согласно данной традиции, Шамс ад-дин Исфахани, занимавший пост визиря в период Триумвирата, женился на вдове Гияс ад-дина Кейхусрова II, матери Кейкавуса II, грузинке по национальности.

ПОГРЕБАЛЬНЫЕ ОБЫЧАИ

В погребальных обычаях сельджуков тоже нашли отражение отдельные элементы других культур. Так, некоторые историки склонны приписывать черный цвет одежды, которую носили во время траура, влиянию христиан, а точнее, греков. Если это действительно так, то данное заимствование должно было произойти в ранне-исламские времена, а не при Сельджукидах, – дело в том, что первое письменное упоминание об одежде черного цвета в знак траура относится к убийству Яхья в 742 году, после которого его последователи облачились в одежды черного цвета, а Аббасиды взяли этот цвет для своего флага. Но когда в 1219 году на трон был возведен Кейкубад I, он в знак траура по брату в течение трех дней носил одежду из белого атласа. В противоположность этому, обычай дервишей братства маулавийа включать в состав погребальных процессий музыкантов, играющих на свирелях, вполне может быть западным заимствованием.

Помимо этих чужеродных элементов, в основе мусульманского ритуала лежали среднеазиатские традиции, несмотря на то что с течением лет и изменением обстановки они довольно сильно видоизменились. Хотя о погребальных обычаях огузов до сих пор известно очень мало, некоторые ранние китайские авторы однозначно говорят о том, что умерших те почитали. Мусульманская религия не разделяет и не одобряет такого отношения, и все же, на протяжении всей своей истории сельджуки продолжали придавать большое значение могилам предков. На то, чтобы продолжать соблюдать этот оставшийся от кочевой жизни обычай, их вдохновлял пример персов-шиитов или, скорее, правивших в шиитской Персии тюрок-суннитов, чьи величественные погребальные башни и надгробные памятники по-прежнему являются украшением персидского ландшафта. В свою очередь, сельджуки не желали отказываться от возведения тюрбе или кюмбетов – мавзолеев с круглым или островерхим куполом, которые стали яркой характерной чертой их архитектуры.

В.В. Бартольд отмечал интересную вещь: упомянутое в орхонских надписях поверие – что покидающая тело душа умершего превращается в птицу или насекомое – и в настоящее время находит отражение в речи оттоманских турок. Так, говоря о смерти, они часто употребляют фразу «он стал соколом». Другой древний обычай евразийских кочевников был связан с конем усопшего вождя и сохранялся в Малой Азии почти до середины XIII века. Хотя ни в одном из известных ранних захоронений эпохи Сельджукидов не найдено останков лошадей, но, когда в 1210 году Кейкавус I привез тело отца в Конью для перезахоронения, он устроил трапезу в честь покойного султана и приказал привести туда его боевого коня. Иногда, как, например, в случае с сыном Сарухана или с эмиром Амасьи Турумтаем, покойников сельджуки бальзамировали. Некоторые ученые объясняют это влиянием Византии, однако проведенные в Пазырыке на Алтае раскопки показали, что евразийские кочевники практиковали бальзамирование умерших по крайней мере с V или с IV века до нашей эры. В Малой Азии сельджуки хоронили усопших в положении на спине, повернув голову покойного вправо – так, чтобы при установке гроба в тюрбе напротив двери, обращенной в направлении Мекки, его глаза были устремлены на этот священный город.

СОКОЛИНАЯ ОХОТА

Из всех повседневных занятий сельджуки получали наибольшее удовольствие от охоты, в том числе и с соколами. Специальный чиновник, имевший титул бека, то есть князя, отвечал за царскую охоту, в которой в день проведения этого мероприятия по велению султана принимали участие все здоровые придворные; вечером правитель награждал самого удачливого из них. Малик-шах настолько любил охоту, что не расставался с тетрадью, куда заносил свои личные наблюдения и впечатления о событиях этого дня. Неизбежно на ум приходит мысль о том, что, скорее всего, именно эта традиция охоты с хищными птицами дала идею Фредерику II Гогенштауфену написать великолепную книгу о соколиной охоте.

ШАТРЫ И ДВОРЦЫ

Прошло много лет прежде, чем средний сельджук сменил перешедший от предков шатер на стационарный дом. Шатры были среднеазиатского типа – круглые, и делались они из переплетенных стеблей тростника, а их острые крыши – из гнутых прутьев ивы; все сооружение покрывалось кусками войлока, на внешнюю часть которого часто наносились различные рисунки. Первых привлекла мысль о жизни во дворце султана и его приближенных, и произошло это под влиянием персов. Однако, возможно по той причине, что «тюрк всегда считал город тюрьмой», представления сельджуков о такой резиденции имели весьма своеобразный характер: она у них имела вид нескольких отдельных строений, объединенных в единый комплекс окружающей их стеной. Подобно устройству дворца Сарай султанов Оттоманской империи, личные покои суверена и его гарем находились в отдельных зданиях, или кешк (рис. 5). Кроме того, во дворце были строения для совещаний совета, невероятных размеров кухни, на которых одновременно готовили пищу для сотен человек, флигеля для хранения одежды и посуды султана, а также ткани и вручавшиеся за особые заслуги халаты, предназначенные в качестве подарков его гостям. Во дворцах некоторых мусульманских правителей были даже тиразы – собственные мастерские по изготовлению шелковых тканей. Кроме того, во дворце имелись отдельные строения для школы верховой езды, конюшни, домик для всего, связанного с охотой султана, арсенал, амбары для продуктов, канцелярия и множество небольших садиков с водоемами и фонтанами для услады глаз.