Моя мать рассталась с отцом при жутких обстоятельствах. Однажды, будучи в гостях у родителей, мой отец собирался написать картину… Мне рассказывали, что мама набросилась на него, как кошка, поцарапала, разорвала эскиз, повсюду разбросала клочки бумаги и после этого ушла. Через три дня ее нашли в лесу в полной прострации, в разорванной одежде. Она разговаривала с папоротником. Кто его знает, что она рассказала этим несчастным растениям. Моя мать обожает все, что имеет растительное происхождение.

Утром я часто застаю ее медитирующей в странных позах. Она говорит мне: „Накапливаю энергию на весь день“. Понимаешь, моя мать горожанка, антиглобалистка, приверженец экологически чистых продуктов, имеющая склонность к терроризму.

Как-то летом нам с братьями довелось проводить время в Лорзаке вместе с Жозе Бове[10]и его бандой деревенских олухов, этаких псевдоинтеллигентов с грубыми манерами. Они, считая себя новыми антилиберальными сторонниками Ганди, провели акцию — уничтожили поле трансгенной кукурузы. Мои братья были разочарованы. Им было все равно, трансгенная кукуруза или нет, просто им не нравилось, когда вырывают растения. Им было не по себе. В любом случае, везде одна химия. Ведь даже мы, человеческие существа, тоже были генетически модифицированы.

Для моей матери декоративное искусство — это всего лишь использование старых вещей. Она может сказать: „Смотри, дорогая, я смастерила новый абажур!“ На самом деле она просто приклеила к лампе мешок из-под лука. Моя мать коллекционирует абажуры из джутовой ткани и еще бог знает что. Она — королева пресловутого деревенского дизайна, но с явными элементами стиля ретро. Например, она часто украшает мебель венками из засушенных цветов. Она также кладет цветы в салат: одуванчики и лепестки фиалки. Для нее это совершенно необходимо, чтобы оставаться модной. К тому же она все время ест семечки. Говорят, это полезно для здоровья. Но у меня впечатление, что она откармливает меня как индюшку.

Ко всему прочему, мама верит в таинственные силы. Она даже примкнула к секте оккультистов, группе сумасшедших, которые крутят столы и вызывают духов. Но не для того, чтобы узнать счастливый номер в лотерее, а чтобы выяснить первую букву имени будущего возлюбленного! Поскольку они ничего не находят оккультными путями, они спят друг с другом. Это более практично. Обмен партнерами и спиритизм. А еще они все берут себе уменьшительные имена, это им кажется более натуральным: Иза, Каро, Фло, Ноно, Крис, Пат… Их последняя акция — вечеринка викингов в горах: одетые в звериные шкуры, они танцуют вокруг костра до тех пор, пока не впадают в транс. Мне кажется, они посмотрели какой-то репортаж по телевизору о танцующих дервишах и решили: мы сделаем нечто подобное, но только на фоне северных пещер.

Моя мать подцепила двух своих дружков именно благодаря этой секте. Сначала появился Анри (Рири). Она сразу стала специалистом в социальной области. Такие потерянные парни, интеллигентные, носители западной культуры ее возбуждают. Ей хочется их спасти, но на самом деле она желает придать себе больше значимости. Это героизм или преданность, за которой часто скрывается гиперболизированная невротическая потребность в благодарности. Я уверена, что настоящих, бескорыстных, искренних бойцов можно пересчитать по пальцам. Но все-таки лучше сумасшедшая Мать Тереза, чем ничего. Анри тридцать пять лет, он преподаватель, лысый, беззубый, живет в грузовике, почти как бомж. Его самый любимый трюк — убегать в горы. Он считает себя самым главным друидом на земле. Он чувствует, как дрожат камни, то есть то, чего не слышит никто. Он все время ест реблошон[11]и запивает его ликером „Шартрез“ — чудесным лекарством, изобретенным монахами.

Последние выходные я проводила у матери. Обычно я сплю на первом этаже на раздвижном диване. Но вот она с безумным выражением на лице повелительным жестом отправляет меня в мезонин, не говоря ни слова. Невозможно ее ослушаться: это почти как объявление третьей мировой войны. Поднимаюсь в мезонин и там испиваю до дна всю чашу моего несчастья… Да, это действительно была война, со стрельбой и патриотическими возгласами. Моя мать и Анри всю ночь занимались любовью. Рано утром, с тяжелой головой после бессонной ночи, спускаюсь вниз и застаю их в самый разгар любовных игрищ. „Умоляю вас, — говорю я, — ради всего святого, хватит! В понедельник мне сдавать промежуточные экзамены“. Моя мать убивает меня взглядом наповал. Позже, провожая меня на поезд, она говорит: „Нет, ты действительно эгоистка! В первый раз кто-то захотел меня приласкать!“

Теперь она встречается с Полем (Пополем), англичанином, который мнит себя аристократом; ему сорок три года, он живет на антидепрессантах со времени своего последнего развода, алкоголик. Каждый раз, когда он встает с постели, его начинает бить дрожь. Это лесной человек с шевелюрой, как у Тарзана, но более отвратительный, ходит в шортах и зимой, и летом, носит ботинки только фирмы „Катерпиллар“. В его деревенском бараке ноги можно переломать, такой жуткий там беспорядок. Он собирает старые вещи и чинит их. На это уходит уйма времени. В гостиную маминого дома он притащил около двадцати чугунных радиаторов, соединенных вместе в духе инсталляций современного искусства цыганского стиля. Он лепит космос при помощи сварки, используя для этого барабаны от стиральных машин. „Ты понимаешь, дочка, он будет создавать вселенную своими рукам при помощи одного только взгляда. У него пламя вырывается из ушей. Он — СОЗДАТЕЛЬ!“ Моя мать от него в восторге. Во всяком случае, пока… Небольшой плюс: Пополь бисексуален. Никаких хлопот. Наоборот, это придает отношениям определенную пикантность. Благодаря своим редким душевным качествам моя мать смогла превратить своего любовника в гетеросексуала. Каким образом? Да очень просто: она играет роль мужчины и предлагает два половых органа вместо одного. Ловко придумано. Об этом следует подумать. Во время рождественского ужина она деликатно сообщила мне: „Мы с Пополем приобрели игрушку, сексуальный пояс — последний крик моды. Понимаешь, Жеральдина, у него есть женское начало, спрятанное глубоко в душе. А у меня всегда были некоторые мужские качества в подсознании. И мы нашли друг друга. Поль — мужчина моей жизни. В наших отношениях я смогла выразить себя не только как женщина, но и как мужчина. Ведь жизнь так прекрасна, не так ли?“

Туризм во всех формах — великая страсть моей матери. Летом мы часто ездим на мыс Ферре и устанавливаем там палатку… Моя мать приходит в восторг, когда видит океан. Чтобы отпраздновать свою очередную встречу с океаном, однажды она решила не прибегать к помощи эпиляции. Волосы на лобке видны из-под купальных трусов… Ей на это наплевать. Плавки слипаются у нее между ягодицами… Ничего, это нормально. И не надо церемониться. Она приходит на пляж и кричит голосом истеричной девчонки: „Море, это я!“ Затем снимает лифчик, и две ее молочные груди обнажаются. Она в экстазе восклицает: „Я свободна!“ Потом начинает изображать Памелу Андерсон: идет в море, купальные трусы по-прежнему залипают у нее между ягодицами, а ее груди раскачиваются из стороны в сторону. И тут она начинает кричать: „Море! Я люблю тебя!" — и бросается в воду, как сирена. Но вместо того, чтобы плыть, подняв голову, она начинает жестикулировать, указывая на полотенце. Купальные трусы она крутит в руках, чтобы все могли восхищаться ее чудными формами. И все парни на пляже, читающие газеты, искоса поглядывают на эту безумную русалку. Мама заставила всех, кто пришел на пляж, испытывать неловкость. Но этого мало — она продолжает кричать: „Фантастика! На мне совершенно ни чего нет! Давайте расслабляться! Это каникулы!“ Мой знакомый, который этим летом приехал вместе со мной, не мог прийти в себя от этого спектакля. А моя мать, выйдя из воды, сунула свои груди ему чуть ли не под нос. Потом она стала наносить крем на все тело. При этом она приоткрыла рот, и было похоже на то, что она начнет стонать от наслаждения… Я испугалась, что мой знакомый расстанется со мной…