Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Один прелюбодей спросил его: «Не поклясться ли мне, что я никогда не блудил?» Фалес ответил: «Прелюбодеяние не лучше клятвопреступления».
Его спросили, что на свете трудно? – «Познать себя». Что легко? – «Советовать другому». Что приятнее всего? – «Удача». Что божественно? – «То, что не имеет ни начала, ни конца». Что он видел небывалого? – «Тиранна в старости». Когда легче всего сносить несчастье? – «Когда видишь, что врагам еще хуже». Какая жизнь самая лучшая и справедливая? – «Когда мы не делаем сами того, что осуждаем в других». Кто счастлив? – «Тот, кто здоров телом, восприимчив душою и податлив на воспитание».
Он говорил, что о друзьях нужно памятовать очно и заочно; что надобно не с виду быть пригожим, а с норову хорошим. «Не богатей дурными средствами, – говорил он, – и пусть никакие толки не отвратят тебя от тех, кто тебе доверился». «Чем поддержал ты своих родителей, – говорил он, – такой поддержки жди и от детей». А разливы Нила, сказал он, бывают оттого, что пассатные ветры встречным напором преграждают ему течение.
Аполлодор в «Хронологии» пишет, что родился Фалес в 1-й год 39-й олимпиады[49], прожил семьдесят восемь лет (или, по словам Сосикрата, девяносто) и скончался в 58-ю олимпиаду. Таким образом, жил он при Крезе, для которого отклонил течение Галиса, чтобы перейти реку без мостов[50].
Были и другие мужи по имени Фалес, как о том сообщает Деметрий Магнесийский в «Соименниках», и было их пять: первый – ритор из Каллатиса, весьма вычурный; второй – живописец из Сикиона, большого дарования; третий – из древнего времени, живший при Гомере, Гесиоде и Ликурге; четвертый – о котором упоминает Дурид в книге «О живописи»; пятый – из недавнего времени, малоизвестный, о нем упоминает Дионисий в «Критике».
Умер Фалес, глядя на гимнастические состязания, от жары, жажды и старческой слабости. На гробнице его написано:
Есть и у нас о нем такие стихи в I книге сборника «Эпиграммы, или Все размеры»:
Ему же принадлежит пословица «Познай себя», хотя Антисфен в «Преемствах» говорит, будто сказано это было Фемоноей, а присвоено Хилоном.
А обо всех семи мудрецах – именно здесь уместнее всего упомянуть о них – имеются вот какие известия. Дамон Киренский в сочинении «О философах» обличает всех, но этих семерых в особенности. Анаксимен сообщает, что все они занимались и стихотворством. Дикеарх полагает, что они не были ни мудрецами, ни философами, а просто умными людьми и законодателями. Архетим Сиракузский записал их беседу у Кипсела, при которой ему самому случилось быть; Эфор говорит о беседе у Креза, при которой не было, однако, Фалеса; а некоторые относят эту встречу к Всеионийскому празднику[52], или в Коринф, или в Дельфы. Высказывания их также передаются разноречиво и приписываются разным по-разному, например:
Спорят даже о том, сколько их было. Так, Меандрий вместо Клеобула и Мисона включает в перечень Леофанта Лебедосского (или Эфесского), сына Горгия, а также Эпименида Критского; Платон в «Протагоре»[53] включает Мисона вместо Периандра; Эфор – Анахарсиса вместо Мисона; иные добавляют еще и Пифагора. Дикеарх сообщает, что нет разногласий только о четверых – это Фалес, Биант, Питтак, Солон; а троих оставшихся нужно выбрать из шестерых, перечисляемых далее, – это Аристодем, Памфил, Хилон Лакедемонский, Клеобул, Анахарсис, Периандр; кое-кто добавляет еще Акусилая Аргосского, сына Каба или Скабра. Наконец, Гермипп в книге «О мудрецах» называет семнадцать человек, из которых по-разному выбирают семерых: это Солон, Фалес, Питтак, Биант, Хилон, Мисон, Клеобул, Периандр, Анахарсис, Акусилай, Эпименид, Леофант, Ферекид, Аристодем, Пифагор, Лас Гермионский, сын Хармантида или Сисимбрина (или Хабрина, как пишет Аристоксен), и Анаксагор. А у Гиппобота в «Перечне философов» перечисляются: Орфей, Лин, Солон, Периандр, Анахарсис, Клеобул, Мисон, Фалес, Биант, Питтак, Эпихарм, Пифагор.
Письма Фалеса известны такие[54].
Фалес – Ферекиду. «Дошло до меня, что ты первым среди ионян вознамерился явить эллинам сочинение твое о божественных предметах. Пожалуй, ты и прав, что думаешь сделать писанное тобою общим достоянием, а не обращаешь его без всякой пользы к избранным лицам. Но если тебе угодно, то и я хочу стать твоим собеседником в том, о чем ты пишешь; и если ты скажешь, я буду к тебе на Сирос. После того как мы с Солоном Афинским плавали на Крит ради наших там изысканий и плавали в Египет ради бесед с египетскими жрецами и звездочетами, право, мы были бы безумцами, если бы не поплыли и к тебе; говорю «мы», ибо и Солон приедет, если ты на то согласишься. Ты ведь домосед, в Ионии бываешь редко, новых людей видеть не любишь, и одна у тебя, как я полагаю, забота – о том, что ты пишешь. Мы же не пишем ничего, но зато странствуем по всей Элладе и Азии».
Фалес – Солону. «Покинувши Афины, лучше всего тебе обосноваться в Милете, вашем же афинском поселении: здесь тебе ничего не грозит. И если даже тебе будет не по нраву, что нами, милетянами, правит тиранн – ты ведь враг всем властодержцам, – то пусть тебя утешит, что ты будешь жить среди нас, твоих друзей. К тебе посылал и Биант, приглашая в Приену; и если ты предпочтешь жить в городе приенян, то и мы готовы переселиться к тебе».
Солон, сын Эксекестида, с Саламина, прежде всего произвел в Афинах «снятие бремени»[55], то есть освобождение от кабалы людей и имуществ. Дело в том, что многие занимали деньги под залог самих себя и потом по безденежью попадали в кабалу. Солон первый отказался от долга в семь талантов, который причитался его отцу, и этим побудил к тому же самому и остальных. Закон этот был назван «снятием бремени» – причины такого названия понятны. А потом он издал и начертал на вращающихся столбах[56] остальные законы, перечислять которые было бы слишком долго.