– Таша! – Наталья Павловна всплеснула руками. – Господи! Где ты была?! Мы тебя потеряли! Что с тобой?!

– Ничего, ничего, – сухими губами выговорила Таша. – Всё в порядке! Я немного прошлась. Там, за музеем, тропинка, она ведёт на соседнюю улицу.

– Ты что, упала? – спросила Наталья Павловна с ужасом. – Что у тебя с блузкой?!

– Я в какие-то заросли забрела, – оправдывалась Таша, – а там репьи и крапива.

– Позвольте предложить вам руку, – сказал Владислав и сделал локоть кренделем. – Я могу проводить вас на теплоход! Я могу выполнить любое ваше желание! Вы же моя спасительница, моя крёстная мамочка!

Владимир Иванович переглядывался со Степаном Петровичем, и Таше не нравились их переглядывания.

– Со мной ничего не случилось, я просто гуляла, – сказала она с нажимом и посмотрела Степану Петровичу в лицо.

Ей казалось, всё дело в нём. Именно его необходимо убедить, что с ней всё в порядке.

Она нагнулась – в ухе произошёл небольшой взрыв – и взяла на руки Герцога Первого.

Степан поддержал её, она отстранилась.

– Давайте памятник посмотрим, – предложила она. – Здесь есть ещё памятник мышам, я читала в путеводителе. Когда нам нужно возвращаться?

Собака мелко дышала ей в лицо, и это успокаивало.

– Да ещё не скоро, – сказал Владимир Иванович, словно сомневаясь в собственных словах. – У нас здесь ещё полдник запланирован.

– Какая красота! – сказала Таша, изо всех сил изображая радость. – Полдник в Мышкине, что может быть лучше?!

Они пошли по улице – Владислав продолжал держать руку калачиком на тот случай, если Таша захочет за него ухватиться. Владимир Иванович снизу вверх кивнул Степану, тот махнул рукой.

Таше показалось, что шли они очень долго. На небольшой площади был какой-то памятник, они даже постояли возле него в толпе весёлых туристов, а потом пошли дальше. Тащить Веллингтона Герцога Первого становилось всё труднее, в конце концов Таша опустила его на землю. Он весело забегал.

– Вот эти каменные основания, – говорил Владимир Иванович, – на которых дома стоят, называются подклети. Снизу, значит, камень, а сверху деревянный сруб. И если хозяйство было богатое, а Мышкин богатый город был, в этой подклети торговля шла.

– Чем торговали? – заинтересованно спросила Наталья Павловна.

– А кто чем! Кто огурцами, кто капустой! Сбрую лошадиную продавали, если, допустим, шорник жил. Кто знает, как огурцы в старину продавали?

– Что значит – как?

– Ну, на килограммы или, может, бочками? Ты знаешь, Ташенька?

– Нет.

– На сотни, – сообщил Владимир Иванович. – Если с возов, зелёные, а если солёные, то на дюжины из бочонков.

Таша, уставилась на хвост Герцога Первого, который бодро бежал впереди, и ей казалось, что она вот-вот упадёт.

…Что с ней такое?!

Вся компания свернула в тень – здесь с реки дул прохладный ветер, и ей стало полегче.

– Вон твои мыши, видишь? – спросила Наталья Павловна.

В конце скверика действительно стояли на постаменте фигуры, похожие на мышиные, а возле постамента происходило что-то… странное. Небольшая толпа людей глазела, шевелилась, раздавались напряжённые голоса, потом кто-то закричал на всю улицу:

– Милиция! Милицию вызывайте!..

– Да какую милицию, полицию!

– Звоните, звоните!..

– Они сами разберутся!

– Где разберутся, его убьют сейчас!..

Владимир Иванович и Степан Петрович как по команде помчались, за ними кинулся Герцог Первый.

– Герцог! – закричала Наталья Павловна. – Стой! Стой!..

Таша тоже побежала не чувствуя ног.

Возле памятника мышам какие-то люди избивали человека.

Избивали они его молча, сосредоточенно, поэтому так долго не было понятно, что именно происходит. Матери спешно уводили детей, те упирались и не шли, мальчишки постарше, наоборот, бежали со всех сторон, чтоб поглазеть, взрослые стояли кругом, и никто не вмешивался. Только женщины пошумливали, всё собирались вызвать полицию, но, похоже, никто пока не вызвал.

Таша пролезла между людьми и поняла, что возле памятника избивают… Богдана.

Она ахнула и схватилась за щёки.

– Так, – сказал рядом Владимир Иванович совершенно спокойно. – Ты, Наталья Павловна, вызывай наряд. И собаку не отпускай. Слышишь?

– Да, да, – выговорила Наталья Павловна. Глаза у неё сделались как блюдца, дрожащими руками она стала цеплять на Герцога Первого подводок.

Таша бросилась в кучу дерущихся и стала оттаскивать их от Богдана.

– Что вы делаете?! – тоненько кричала она. – Вы что, с ума сошли?!

– Да, мужики, нехорошо, все на одного, – сказал Степан Петрович, ловко выдернул Ташу из толпы и толкнул на Наталью Павловну. Та с обеих сторон схватила её за бока.

– А ты, дядя, не лезь, куда тебя не звали, – грозно сказал кто-то из дерущихся.

– Или сам получишь!

– Нет, ну, нехорошо выходит! – продолжал увещевать Степан Петрович.

– Ты глянь на него! Турист, а выпендривается! Или ты с ним заодно?! А?! С ним?! Бей его, мужики, тут ещё один!

И сразу вся куча-мала разделилась на отдельных людей – у всех были потные красные лица и безумные, распалённые дракой глаза, – и они двинулись на Степана Петровича.

– Мужики, – сказал он совершенно спокойным голосом, – вы поаккуратней, поаккуратней!

– Да мы аккуратно!..

– Пустите меня! – закричала Таша и стала вырываться, но Наталья держала её крепко.

После того как она закричала, разом заголосили все женщины, завизжали ребята, и Веллингтон Герцог Первый стал рваться с поводка, залаял и захрипел.

Степан Петрович зачем-то оглянулся, улыбаясь кривой улыбкой, Владимир Иванович махнул на него рукой, и тут подлетел первый из нападавших, жилистый парень в ковбойке, порванной на плече, и в высоких кроссовках. Он ещё только подлетал к Степану Петровичу, не совсем и приблизился, но вдруг споткнулся обо что-то, качнулся вперёд, а потом повалился на спину.

– Твою мать!..

Второй нападавший тоже упал и тоже неудачно, тут оставшиеся сообразили, в чём дело, и навалились все разом.

Но ничего из этого не вышло. Атака захлебнулась.

Орда как будто сама по себе оказалась разбита на отдельных воинов, двое так и остались лежать на земле, ещё одного Владимир Иванович запулил в куст сирени, росший ради красоты рядом с памятником мышам, другого Степан Петрович пристроил лицом вниз в большую лужу как раз под красивым кустом сирени, а остальные сами по себе делись неизвестно куда. Собравшийся народ так до конца и не понял, куда они делись, кажется, разбежались, какая-то бабка крикнула: