Болезненное чувство сжало сердце Кениамуна. Как молния, в его уме блеснула мысль, что его захотят привлечь на сторону Тутмеса. Но возможно ли, чтобы Саргон женился на Нейте?

— Благодарю тебя, добрая Абракро. Ты должна видеть, что моя верность нашей славной царице кончится только с моей жизнью. Теперь скажи мне, каким образом могу я уничтожить Хартатефа и сколько я буду должен тебе, когда это совершится?

— Я не назначаю тебе цены. Ты щедр и заплатишь мне по моим заслугам. Теперь слушай внимательно. Я уже говорила тебе, что Хартатеф просил у меня любовный эликсир, но что у него нет веществ, необходимых для его приготовления. Но есть кровь, которая может заменить кровь Нейты — это кровь священного овна храма Амона. Если Хартатеф своей собственной рукой убьет священное животное, вырвет у него сердце и принесет мне сосуд, наполненный его кровью, Нейта полюбит его.

— Он никогда не решится на такое ужасное святотатство, — пробормотал Кениамун, охваченный суеверным ужасом.

— Это уже мое дело — заставить его рискнуть. Ты же должен следить за ним и в решительную минуту захватить его на месте преступления.

— Это сделать не трудно. Среди жрецов — стражей священного овна у меня есть двоюродный брат. Скажи мне только час, а я уж позабочусь, чтобы он был схвачен.

— Я извещу тебя, когда настанет время. Только ты должен обещать мне, что дашь совершиться преступлению и принесешь мне сердце священного животного.

В эту минуту раздались три легких удара в дверь.

— Тебе пора уходить, Кениамун. Новый посетитель желает меня видеть, — поспешно сказала Абракро. — Не беспокойся, я позабочусь о твоем деле. До свидания.

Когда он вышел на улицу, на лице старухи появилось выражение радости и торжества.

— Наконец — то, — прошептала она, — у меня будет сердце священного овна, рожденного в стадах Тутмеса и по жертвованного им храму Амона! Теперь я уверена, что Хатасу победит, а он падет.

Очень довольный и полный самых блестящих надежд, Кениамун вернулся к своей колеснице. Впечатление, произведенное на него предсказанием Абракро, потускнело перед улыбающейся возможностью уничтожить Хартатефа, и притом уничтожить таким радикальным способом, что нечего уже будет бояться ни его злобы, ни мщения. Возможность же брака между Саргоном и Нейтой он отрицал, как пустую фантазию. Никогда ассириец не проявлял ни малейшего интереса к Нейте. А самое главное — девушка любит его.

Жара становилась удушливой. Кениамун, забывший позавтракать, почувствовал, что желудок начинает возмущаться таким непривычным постом. Он решил поскорее вернуться домой. Но, завидев впереди большой красивый дом, изменил решение.

— Зайду — ка я позавтракать к прекрасной Ноферуре, — пробормотал он. — Я еще не отдал визита ей и Роме, а она так хорошо расположена к воинам Хатасу! — циничная улыбка скользнула по его губам. — Этот долг вежливости окупится великолепным завтраком и веселым разговором.

Сойдя с колесницы, Кениамун отправил ее домой. Как он и предполагал, хозяйка была дома и принимала. Молодой раб провел его на тенистую террасу, окруженную благоухающими кустами. Около стола с женской работой расположилась на ложе молодая женщина лет девятнадцати. Негритянка обмахивала ее опахалом. Это была красивая особа семитского типа, высокая и стройная. Несмотря на правильность черт и блеск глаз, лицо Ноферуры было неприятным из — за грубого, чувственного рта и скучающего, недовольного вида.

Увидев Кениамуна, она без стеснения потянулась и, оттолкнув негритянку, посадила молодого человека рядом с собой на ложе.

— Добро пожаловать, Кениамун! Сами боги послали тебя, чтобы ты хоть немного развлек меня в моем одиночестве и разогнал мою скуку, — сказала она, кладя руку на плечо молодого человека.

Кениамун поцеловал эту руку и устремил смелый, пылающий взгляд в глаза молодой женщины.

— Ты шутишь, Ноферура! Ты одинока! Полно! Я и многие другие — мы жаждем твоей улыбки и ничего больше не желаем.

— Льстец! — сказала Ноферура, с самодовольным видом откидываясь назад. — Но какая жара! Не хочешь ли ты освежиться кубком вина?

— Я не откажусь. Кубок вина из твоей ручки и даже…

— Понимаю, — перебила она, смеясь. — Ты столько же голоден, сколько томим жаждой. Несколько существенных блюд не вызовут у тебя отвращения.

Она хлопнула в ладоши и приказала появившейся рабыне подать завтрак.

Скоро молодой человек сидел перед обильным завтраком, весело болтая с хозяйкой дома.

Ноферура была в прекраснейшем расположении духа. Усердно угощая гостя, она не раз наполняла и свой кубок, сдаваясь на его уговоры.

— Счастливец Рома! Какую чудную жизнь даровали ему боги! — вздохнул Кениамун, когда слуги убрали остатки завтрака. — Но отчего не видно твоего мужа? Разве он не вернулся еще из храма?

— Он вернется только к ужину. Но для меня это то же самое, как если бы пришла мумия, — презрительно сказала Ноферура. — Это самый апатичный и скучный человек на свете. Вся кровь возмущается, когда я думаю о нем и сравниваю его с другими мужчинами, с Хнумготеном, например. Каждый жест, каждый взгляд начальника телохранителей говорят о его любви к Роанте. Рома и днем спит. Он ничего не понимает в страстных чувствах, и у него нет глаз для своей жены. Я сколько угодно могу говорить ему о любви, а он, по — видимому, даже ничего не слышит.

— В таком случае, ты слушай слова любви от другого, — сказал Кениамун, подкрепляя слова смелым взглядом. — Позволь мне говорить тебе, и ты увидишь, как я умею это делать.

— Говори! Я люблю твой голос, — ответила Ноферура вызывающим взглядом. — Только не забывай, что я замужем и все — таки должна немного уважать этого неблагодарного Рому.

— Твое дело остановить меня, когда я слишком увлекусь. Ты сама знаешь, как трудно затушить пламя, когда оно разгорится, — пробормотал молодой человек, обнимая ее за талию и страстно целуя в губы.

Ноферура не сопротивлялась и сама возвратила поцелуй.

— Ты приятный собеседник, Кениамун. Приходи почаще ко мне. Рома никогда не возвращается раньше…

Вдруг она умолкла и вырвалась из объятий приятного гостя.

Кениамун тоже поднялся, с досадой заметив в конце аллеи, ведшей к террасе, высокую фигуру молодого жреца в белом одеянии. Он шел, опустив голову, по — видимому, глубоко погруженный в размышления. Видел ли он интересную сцену, прерванную его появлением? Этот вопрос одинаково волновал обоих героев приключения.

Ноферура недолго думала. Бросившись навстречу мужу, она порывисто обвила руками его шею и покрыла его поцелуями.

«Клянусь Озирисом, что за решительная женщина!» — подумал восхищенный Кениамун.

Спокойно, но настойчиво, Рома освободился от объятий жены и любезно поздоровался с гостем. Встретив чистый и благородный взгляд жреца, Кениамун почувствовал внутренний стыд и хотел проститься, но Рома оставил его обедать. Между мужчинами скоро завязался оживленный разговор. Весело обсуждая придворные и городские новости, Кениамун исподволь наблюдал за своими хозяевами и скоро убедился, что жрец чувствовал к своей жене едва скрываемую холодность. На ее пылающие взоры и ласки он отвечал ледяным равнодушием, почти граничившим с отвращением. Он, казалось, только тогда вздохнул свободно, когда жена ушла с террасы. Зато Ноферура ужасно переживала. С пылающим лицом, с закушенными губами, она с нескрываемой страстью смотрела на красивое лицо мужа. Презрительное равнодушие Ромы до такой степени возбуждало ее, что она едва сдерживалась в присутствии чужого. Очень возможно, что эта холодность и равнодушие и были причиной ее увлечений другими.