А в конце письма она еще раз написала: «Вам не кажется, что эта весна никогда не наступит?»

Я ответил, что иногда кажется, но стоит мне взять перо и начать писать ей, как пасмурность зимы исчезает, туман растворяется и я перестаю слышать дождь за окном библиотеки. К этому времени я стал писать ей чаще, хотя теперь, оглядываясь назад, не могу понять, как находил для этого время, поскольку был очень занят. С наступлением нового года мы с Патриком поехали в Рагби, а оставив его в школе, я поспешил в Ирландию читать лекцию в Королевском сельскохозяйственном колледже. Чуть было потом не отправился в Кашельмару, но передумал, поскольку начиналась новая сессия парламента, и я, как и всегда, горел желанием занять мое место в палате лордов.

Я считал все более важным занимать себя делами, и какое-то время мне это успешно удавалось. Весь февраль посвятил Вестминстеру, а в начале марта, в тот самый день, когда получил одно из моих драгоценных писем от Маргарет, директор Рагби прислал телеграмму, в которой известил, что Патрик убежал из школы.

1

Я не мог сразу же уехать из Лондона, но отменил все дела и сел на ближайший поезд в Мидлендс. Я настолько был уверен, что найду Патрика в Вудхаммере, что даже не остановился там, а поехал прямо до Рагби, чтобы переговорить с директором.

Разговор был не из приятных. Мне откровенно заявили, что Патрик не нашел себя в школе: он не желал работать на уроках, никак не реагировал на попытки призвать его к порядку. В связи с тем что мой сын явно не мог воспользоваться теми преимуществами, которые предоставляла ему школа, ради его же пользы Патрика желательно забрать из Рагби и продолжить его образование с частными учителями.

– Вы хотите сказать, что он исключен? – в ярости спросил я.

– Не исключен, лорд де Салис. Мы вам советуем его забрать.

– Не разговаривайте со мной эвфемизмами! Вы исключаете моего сына, потому что не можете его учить! Вы валите с больной головы на здоровую.

– Лорд де Салис, уверяю вас, вы ошибаетесь. – В отличие от меня, он не терял контроля над собой. – Мне было бы легче легкого сказать, что сыну такого выдающегося человека, как вы, будут по-прежнему рады в Рагби, несмотря на его нежелание учиться и несмотря на факт его побега. Но если бы я занял такую позицию наименьшего сопротивления ради вашего хорошего отношения и не поднял бы эту неприятную тему, то я бы изменил своему долгу директора, состоящему в том, чтобы делать то, что лучше всего для учеников. Естественно, мы оба желаем всего наилучшего для Патрика, и, поверьте мне, лорд де Салис, если мы вернем Патрика в Рагби, это не пойдет ему на пользу.

Я уехал. Понимал, что не имеет смысла защищать проигранное дело, но все еще очень сердился, а добравшись до Вудхаммера, просто кипел от ярости.

– Скажите моему сыну, что я хочу немедленно его видеть! – резко бросил я дворецкому, направляясь в большую гостиную.

– Вашего сына, милорд? – удивленно переспросил Помфрет, и вся моя ярость испарилась, когда я понял, что Патрика нет в Вудхаммере.

Я прошел в курительную, куда Помфрет принес мне бренди с водой, и уставился в окно на елизаветинский сад. Патрик, вероятно, в Ирландии. Он будет ждать в Кашельмаре возвращения Дерри из его маленькой католической школы с пансионом в Голуэе в конце пасхального семестра. Я должен был это предвидеть: несмотря на все мои душеспасительные разговоры, сын при малейшей возможности будет искать компании Дерри.

Следующим утром я уехал из Вудхаммер-холла в Холихед – первый пункт на моем пути в Ирландию.

2

Я спешил и, когда узнал, что в Голуэе нет частных экипажей внаем, сел в дилижанс, направляющийся в Линон. На перекрестке, откуда шла дорога на Кашельмару, я взял клячу у одного из моих арендаторов, чтобы не идти пешком, но к этому времени с затянутого тучами неба полился дождь, и, добравшись до дому, я, чтобы не сказать большего, продрог, устал и пребывал в подавленном состоянии.

– Где мой сын? – спросил я Хейса, прежде чем он успел приветствовать меня на пышный ирландский манер.

– Ваш сын, милорд? – удивился Хейс, в точности повторяя Помфрета в Вудхаммер-холле.

– Бога ради, Хейс, он здесь или нет?

– Он был здесь, милорд, но вчера ночью с Дерри Странаханом уехал к вашему племяннику мистеру Джорджу де Салису в Леттертурк-Грандж.

– Что? – Мне стало казаться, что я теряю разум. – Хейс, то, что вы говорите, лишено смысла. С какого рожна мой сын и Дерри Странахан, который все еще должен быть в школе в Голуэе, уезжают отсюда посреди ночи к моему племяннику?

Хейс предпринял героическую попытку объяснить случившееся:

– Беда в долине случилась, милорд, большая беда, и они вдвоем решили незаметно, как пара полевок, покинуть долину, чтобы ни одна живая душа их не видела.

– Что за беда?

– Ужасная беда, милорд, да защитит нас всех Пресвятая Богородица.

Я от раздражения готов был схватить его за лацканы сюртука и ударить о стену.

– Хейс… – начал было я, но тут же сдался.

Ожидать от него связного объяснения не приходилось, и вообще мне не нравилось расспрашивать слугу о низких слухах, в особенности еще и потому, что мой сын и мой протеже каким-то образом так себя дискредитировали, что им пришлось покинуть долину под покровом ночи. Вероятно, они и в самом деле оказались в отчаянном положении. Патрик не любил своего кузена Джорджа, который был на двадцать лет старше его, и в обычной ситуации он бы искал общества Аннабель в Клонах-корте.

– Хейс, мне нужна горячая ванна, еда и немного бренди с водой. После этого я поеду в Клонарин, поэтому прошу вас распорядиться, чтобы моя лошадь была готова, когда я решу ехать. Да, и еще пошлите, пожалуйста, экипаж в отель в Линоне, где ждет Пиарс с моим багажом, и пусть кто-нибудь из мальчишек-конюхов отгонит эту безнадежную клячу Тимоти Джойсу, что живет на дороге в Линон.

Стало ясно, что я должен поговорить со священником, чтобы узнать точно, что за беда случилась и каковы ее масштабы.

Когда я подъехал к Клонарину, дождь немного стих. День еще только начинал клониться к вечеру, но никто вроде бы не работал в полях и не делился слухами с соседями. Эта тишина беспокоила меня; пустые дома напоминали мне дни возвращения в долину после голода, и я, подхлестнув коня, поспешил прямо в деревню.

Клонарин – не деревня в английском смысле этого слова, потому что здесь нет ни магазинов, ни отделения почты, ни деревенской площади, ни таверны, ни гостиницы для коммивояжеров. Большинству жителей едва хватает средств на пропитание; они обмениваются товарами или же покупают необходимое у проезжих ремесленников. Нет здесь и хорошеньких домиков с садиками, только хижины стоят при дороге, пестрое собрание мазанок и соломенных крыш, смрад открытых сточных вод перемешивается с едким дымком горящего торфа и отвратительной вони свинарников. Церковь стоит отдельно за хижинами, а кладбище, громадное и таинственное, тянется по склону горы к небесам.