А по ночам Ден мне снился. Он сидел на нашей крыше, такой грустный и одинокий, и смотрел куда-то вдаль. А я стояла сзади, но не могла подойти. Мои ноги не двигались, а голос пропал, и губы беззвучно шевелились, не произнося ни слова.

Ден.

Неделя, ожидаемо, получилось очень беспокойной, под завязку набитой разруливанием проблем и выяснением отношений. Первым пунктом плана было возвращение папашиного блокнота. Я позвонил домой и осторожно расспросил горничную леди Глостер, Мию.

Мия, приняв мои вопросы за вполне естественное беспокойство о здоровье матери, рассказала, что леди Диане уже гораздо лучше, но из комнаты она почти не выходит. Никаких скандалов и разборок в доме не было, а лорд Глостер со вчерашнего дня в отъезде.

Я предупредил, что заеду проведать леди Глостер, решив действовать по обстоятельствам. Закинул блокнот в сумку и отправился домой.

В особняке царила вполне мирная атмосфера. Навестив маму и удостоверившись, что ей и правда лучше, я вновь поймал в коридоре Мию и спросил, навели ли в кабинете отца порядок после ссоры родителей.

Мия сообщила, что в кабинете, конечно же, давно убрали. Графин и кое-что из мебели заменили. А если мне интересно, я могу сам взглянуть, так как хозяин оставил ей ключ, и она как раз собирается там немного проветрить.

Я живо заинтересовался новой мебелью и выказал желание немедленно ее осмотреть. Затем спустился в кабинет за Мией, предварительно вновь спрятав книгу под одеждой. Пока Мия открывала окна, обошел кабинет по кругу, с радостью отметив, что стол по-прежнему завален бумагами. Приблизившись к нему в очередной раз, тихонько подсунул книгу под ближайший листок и с незаинтересованным видом отошел к окну.

Мия, управившись с запорами, оставила небольшие щели для проветривания, и мы вышли. Я решил сразу же вернуться в общежитие, передав через горничную пожелания скорейшего выздоровления для леди Глостер. Мне оставалось только надеяться, что моя выходка сойдет с рук и останется без последствий.

В среду вечером я застал Мэла в библиотеке. После всего произошедшего, он с успехом делал вид, что меня не существует. Я не спеша подошел и сел напротив. Мэл не поднимал глаз, хотя писать перестал.

— Зачем? — молчание. — Скажи, зачем?

Я уже думал, что он не ответит. Но Мэл сдался и, страдальчески морщась, посмотрел на меня.

— Ты ведь все равно не отстанешь, да? Черт бы тебя побрал с твоим упрямством! — Я хмыкнул. — И ведь знал, что с тобой лучше не связываться!

Я привычно почувствовал, как внутри закипает злость. Злость бурлила и пузырилась, словно ядовитое зелье в котелке старой Хадижи. Она кипела, грозя вылиться наружу и затопить все вокруг. Если я позволю себе поддаться, то уже никогда не узнаю, почему всегда сдержанный и прагматичный Мэл наворотил таких глупостей и даже чуть не убил меня.

«А ведь он меня нарочно провоцирует, — появилось вдруг мысль, — добивается чтобы я вспылил и отвязался». И именно поэтому, орать и крушить мебель я не стану. И тем более никуда не уйду. Ему придется объясниться.

— Послушай, Мэл, — проникновенно начинаю свою речь, — я, конечно, не подарок. И всегда тебя задирал. Да что говорить, ты меня одним своим видом бесишь: золотой мальчик, самый одаренный студент, любимец преподавателей.

— Ну, что любимец, это понятно. А лучшего студента ты откуда взял?

— Но это все знают…

— Угу. А ты в курсе, что за последнюю конкурсную работу по защитной магии ты получил на 23 балла больше, чем я? На 23, Ден! А когда идет работа в группах, все хотят попасть в твою, потому что ты всегда прешь до конца, как долбанный носорог. «У носорога плохое зрение, но с его габаритами это не его проблема».

Я всегда все прикидываю и рассчитываю, делаю поправки на обстоятельства ищу лучшие варианты. А ты прешь напролом, и все, кто против, отходит в сторону, а остальные начинают помогать. В результате ты выигрываешь там, где и выиграть-то было невозможно. Просто тебе забыли об этом сообщить.

— А знаешь, у кого самые высокие баллы по теории магии?

— У кого?

— У Миранды.

— Да иди ты! Она же дальше своих любимых шмоток ничего не видит!

— Это ты дальше своего носа ничего не видишь!

— Ну это ты у нас душа компании. Все про всех знаешь. Вот и пользуешься своей популярностью!

— Угу, пользуюсь. Вот только Кьянти на меня и не смотрит! Зато все время о тебе расспрашивает. К чему бы это?

Я отмахнулся от его намеков и выдал свой последний аргумент, — Зато у тебя такая семья!

— Да, — согласился Мэл, — у меня семья. А у тебя, я так понимаю, нет? — он коротко взглянул на меня и утвердительно кивнул головой. — В этом все и дело. Я за свою семью кому угодно глотку перегрызу. Я их обожаю: папу, маму, сестренку. Но то, что я родился в такой семье, не моя личная заслуга. Родителей не выбирают.

Мы помолчали, каждый думая о своем.

— Ты мне так и не ответил, зачем ты это сделал? Ради чего пошел на такой риск? Я ведь мог заявить о краже!

Мэл тяжело вздохнул, — Да вот ради семьи и пошел. Ты помнишь, там были списки людей с краткими характеристиками и пометками. А твой папаша где служит? В Тайном совете? Во-о-от. В том списке был мой отец, Ден, лорд Томас Монтгомери. И рядом стояла пометка «уничтожить». Я хотел еще раз посмотреть, разобраться, что это за списки. Может быть, показать отцу. Вдруг бы он смог что-то предпринять? Вдруг все это всерьез?

— Разобрался?

— Мэл грустно усмехнулся, — Когда я утром залез в блокнот, там было пусто. Чистые листы. Видимо, действие чар закончилось, а без Кьянти наложить их снова не получалось. Все зря. Когда ты забрался в мою комнату, я запаниковал. Испугался, что все раскроется, что ты меня сдашь, и меня исключат из академии. А если бы ты все рассказал своему отцу?

— Я никому ничего не говорил, Монтгомери.

— Знаю.

— На счет Кьянти… Ты даже не пробовал за ней ухаживать?

Мэл вздохнул, — Не имеет смысла. Сейчас она не ответит мне. Может быть когда-нибудь потом, при других обстоятельствах.

— Ну, а вдруг?

— Ты не понимаешь, — Мэл усмехнулся, — мне не надо «а вдруг». С Кьянти мне нужна конкретная, железобетонная уверенность, что все получится. Если я сейчас попробую и проиграю, а я проиграю, то это существенно понизит мои шансы в будущем.

Его рассуждения звучали, как полный бред, но я решил больше не вмешиваться.

Разговор с Деном пролил свет на его поступок, но ясности по поводу загадочного блокнота не прибавил. А поскольку учебу тоже никто не отменял, я отложил все загадки на потом.

К концу недели меня охватило неясное беспокойство. Я даже не сразу сообразил, с чем оно связано. А когда понял, то очень удивился. Мне не звонила Соня. Ни разу с того дня, как мы вместе искали блокнот отца. Связь у нас с ней была односторонняя: она связывалась со мной по коммуникатору из школы и назначала встречу, если я мог, то соглашался. Мне ей позвонить было некуда, а ее адреса я не знал.