— И вот ты убежал, — сказала Люси.

— Да, убежал. Как мне хотелось, чтобы и другие ушли со мной! Но бежать всем троим было невозможно! Элизабет еще недостаточно окрепла: она никак не могла оправиться после того, как однажды в детстве упала и повредила ногу. А Генри был еще маленьким. Ему сейчас всего девять лет. Мы разработали план побега, рассчитанный на одного человека. Мы должны были играть в прятки. Я убегал и прятался, Генри — тоже. Элизабет нас якобы ищет. Я должен был спрятаться возле ворот, а тем временем Генри попросит стражников поднять его на балкон, где Элизабет не смогла бы его найти. Пока стражники занимались братом, я проскользнул на улицу, где уже ждал слуга с лошадьми. Там я переоделся в женскую одежду. Я чуть не выдал себя, когда однажды при людях задрал юбку и стал натягивать чулок, — оказывается, женщины так никогда не делают. Тем не менее я успешно добрался до Гревсенда, а оттуда переправился в Мидделбург и Дорт, и вот я здесь.

— Это был восхитительный побег, — промурлыкала Люси.

— Я рад, что вы так думаете, Люси.

Его глаза сияли восторгом, он почти влюбился в эту леди, как и его брат. Когда он подрастет, думала Люси, она, возможно, ответит ему взаимностью. Но хоть он ей и был симпатичен, она чувствовала, что у него никогда не будет очарования старшего брата.

Да, она была счастлива в эти жаркие летние дни, а в канун сентября узнала, что ждет ребенка.

Пока живот Люси увеличивался в размерах, эмигранты, обретавшиеся при дворе, ломали головы, чей это ребенок — Чарлза или Роберта. Кто мог поручиться за Люси?

До Люси и до Чарлза доходили эти сплетни.

— Это твое дитя, — сказала она твердо. — Это не может быть ребенок от другого мужчины.

Принц мрачно кивнул в ответ. Был ли он действительно уверен в этом, оставалось только гадать. Он ни за что бы не сказал, что сомневается в ее словах: для этого он слишком галантен, но существовала и еще одна причина — больше всего на свете принц боялся вида женских слез. Они могли расстроить его больше, чем самые дурные вести из Англии. Да и какая разница, чье дитя носит Люси? Принц полагал, что, имея такого рода отношения с матерью, с его стороны будет не по-рыцарски не признать ребенка.

Еще живы люди, помнившие его деда Генриха IV, и они находили поразительное сходство характеров деда и внука — при всей непохожести их внешнего облика. Оба были большие любители по части женщин и превыше всего ставили победу в любовной интрижке. Оба обладали болезненной предрасположенностью смотреть на вещи и обстоятельства сразу с нескольких сторон, оба были отходчивы и отличались славными характерами. Генрих IV был великий воин и еще более великий король. Те, кто рассчитывал увидеть расцвет королевского рода Стюартов, надеялись, что Чарлз унаследовал лучшие качества своего деда по материнской линии.

Было время, когда глубокая меланхолия не покидала принца целыми месяцами. Из Англии приходили неутешительные вести. Получив письма, посланные отцом с родины, принц стал молчалив и замкнут.

Он беспрестанно думал о нежном человеке, не обладавшем, к своему несчастью, терпимостью к мнению других, но несмотря ни на что остававшимся его отцом. Вновь и вновь перечитывал он строки, написанные отцом:

«Преимущество мудрости, коей ты, Чарлз, обладаешь в большей степени, нежели остальные принцы, в том, что ты вступил в годы совершеннолетия уже приобретя опыт утрат и терпения. Ты уже испил из чаши, из которой я хлебнул вдосталь того, что рассматриваю как ниспосланное Богом лекарство, горечь которого обладает целительностью, отсутствующей в удовольствиях наших…»

Чарлзу пришлось столкнуться с жестокостью жизни лицом к лицу. Он знал, что отец в плену у врагов и боялся, что никогда больше не увидит его.

Он думал о семье: малыш Генри и Элизабет — узники парламента в Сен-Джеймском дворце;

Джеймс — здесь, рядом, после того как ему удалось бежать; малышка Генриетта — его дорогая Минетта — в результате невероятного путешествия в нищенской одежде из Отлендса в Париж — при матери; и, наконец, Мэри, старшая сестра — хозяйка дворца, в котором он сейчас живет.

Война бушевала в Англии, война бушевала во Франции, и это были страшные войны — войны гражданские, когда простой народ поднимался против своих правителей-монархов.

Что для него готовило будущее — для него, нищего принца-эмигранта? Он не мог знать наверняка и, не умея обманывать себя фальшивыми надеждами, просто старался не думать об этом.

Лучше пойти к Люси и поиграть в какие-нибудь спортивные игры. Он благодарил Бога за любовь, которая, очаровывая его, помогала забыть горести повседневной жизни. Люси была просто прелестна, и хотя он был принцем без королевства и трона, он обладал величайшим из даров — женщиной, неизменно приносящей радость. А раз так — он с голевой погружался в удовольствия любви, пытаясь выйти из состояния беспросветной тоски.

Из Англии пришли вести, которые ввергли весь двор в унынье.

Карл Стюарт, король Англии, уличенный в тяжкой государственной измене и признанный виновным, приговорен к смерти.

Они не посмеют, твердили все вокруг.

Но они же знали, что Кромвель и его молодцы не очень-то почитают королей. По их мнению, Карл Стюарт не был владыкой милостью Божией, он был лишь человеком, изменившим своей стране.

Принц потерял всю свою веселость. Он отгородился от друзей. Даже Люси не могла привести его в хорошее настроение. Все мысли были там, рядом с благородным славным человеком, его отцом. Он думал о Ноттингеме, где соратники отца тщетно пытались развернуть королевский штандарт, а ветер сдувал его, словно решив в свирепой ярости, что цветам короля не реять на этой земле. Что это было — дурное предзнаменование? Он думал о стычке у Копредийского моста, которая ничего не решила и в конечном итоге привела к несчастью при Марстонской пустоши. Он вспоминал, как последний раз видел отца — это было в Оксфорде, почти четыре года назад.

И что он мог сделать теперь, чтобы спасти отца? Он абсолютно бессилен, он всего лишь нахлебник на шее у сестры. Он нищий в чужой стране, и вся его семья опустилась до положения нищих. Но в любом случае он — принц, наследник престола, и, пока он жив, Кромвелю не видать покоя.

В порыве отчаяния он отправил письмо в английский парламент: он послал чистый лист бумаги с печатью и подписью Чарлз II. Он просил вписать в этот лист любые условия, которые они сочтут нужными, он же будет в их распоряжении, о чем бы ни шла речь — об отказе от права наследования, о его, Чарлза, казни при условии сохранения жизни отцу.

Он послал трех гонцов с копиями этого письма, приказав мчаться в Англию со всей возможной скоростью, и теперь оставалось только ждать. Он сделал все, что было в его силах для спасения отца.

Однажды в феврале, выйдя из своей спальни, Чарлз встретил одного из своих слуг и был поражен тем, как тот посмотрел на него и как опустился на колени, чтобы торжественно объявить: