тотальный контроль — фишка Егора Багирова. Когда мама еще была здорова и работала, всегда откладывала деньги, чтобы папа не знал, на разные безделушки. Потом говорила, что на работе подарили, так и проходило. Иначе — скандал обеспечен.

— Где ты был? — гремит с порога. Я еще толком из машины не вышел, отец уже меня встречает.

— В квартире, обои сдирал, немного порядок наводил, — даже не пытаюсь лгать или оправдываться. Наше противостояние ни к чему хорошему не приведет. Проверенно.

— Я же тебе запретил переезжать! — смотрит исподлобья, когда подхожу ближе.

— Так я не переезжаю. Хочу сделать ремонт, подготовить все для нормального проживания, а тогда…

— И за чей счет ты собираешься делать ремонт? — просовывает руки в спортивные штаны.

— Думал к тебе в салон попроситься на работу, если есть место. Если нет — найду что-то.

Отец от шока вскидывает бровь. Возле дома хорошее освещение.

— На полставки, у меня учеба, — сразу добавляю.

— Я подумаю! — отрезает.

Я не надеюсь на его отказ, слишком просто избавиться от его влияния. И да, пока я живу на его деньги — зависим. Только проблема в том, что он не дает мне уйти. Мне уже девятнадцать, а он до сих пор считает, что я не смогу сам справиться.

Настало время доказать обратное.

Пожелав спокойной ночи, отец оставляет меня одного. Сразу направляюсь на кухню и шарю в холодильнике. Голоден как волк.

Должен признать, что Марина готовит очень вкусно. Все, что нахожу в холодильнике, сметаю быстро и без следа, даже тарелки закидываю в посудомоечную машину.

В душ и спать. Завтра пар нет, но мне предстоит целый день дома с моей «сестричкой». Я знаю, что отец с Мариной улетают на выходные в Египет понежиться на песке. Случайно подслушал. И уже в предвкушении отличных выходных.

39

С того момента, как отец с Мариной скрылись за горизонтом, моя «сестричка» даже из комнаты не выходит. Хотела, наверное, уйти, только на улице так льет, что нос высовывать даже мне не хочется. А я люблю дождь. Люблю осень.

— Ты меня избегаешь? — распахиваю настежь дверь в комнату Милы. Она сидит на постели, подогнув ноги под себя.

— Я перезвоню, — сбрасывает вызов. Кидает гаджет возле себя и впивается в меня большими глазами.

Злая. Я вижу в ее глазах гнев. Не думаю, что это потому, что я вошел, нет. Могу поставить на кон свою любимую малышку, что она всю ночь думала, почему меня не было с Деном в кино.

— С чего бы? — фыркает. — Нет, я скрывать не буду — удивлена, что мать оставила меня с тобой.

— И я за старшего! — выгнул губы в улыбке. Тетя Марина просто подарок сделала.

— Ага! — поднимается с постели. — Чего надо? Я устала, хочу отдохнуть, — подходит к туалетному столику. Ищет что-то в ящиках.

— Одумался, решить начать сначала. Мы теперь родственники, как-никак. Надо отношения налаживать.

Это почти правда. Мы, если быть точным, я начал не с того. В тот день мной руководила месть. А потом я потонул, как чокнутый попер вперед, даже не позволив девчонке узнать, какой я на самом деле.

Мила застывает, резко поворачивается ко мне и подбегает почти впритык. Прикладывает ладошку к моему лбу, поднявшись на носочки.

— Да нет, вроде нет температуры, — мелко-мелко моргает. Она настолько близко, что можно разглядеть маленький вздернутый носик, длинные ресницы и алые, на вкус очень сладкие губы. — Ты кто? — делает большие глаза. — И что сделал с моим несносным братом Алексом?

«Брат» задевает самую душу. Проникает в кровь лавиной.

Глупая. Глупая девчонка.

— Я пиццу заказал, составишь компанию? — время обеда давно прошло, а для ужина еще рановато. Но мне не сидится на месте и страшно хочется слышать ее голос.

Как пацан. Раздражает все это, но я сам дров наломал, мне и исправлять.

— Отравленная? — сжимает губы в тонкую линию, чтобы не смеяться. — Да ладно тебе! — опускает горячую ладошку на мое плечо, а меня как током прошибает. Даже через футболку. Кровью несутся маленькие искорки, которые она запустила. Руки так и зудят схватить в охапку.

— Давай, спускайся, — нагло сбегаю, чтобы не спалиться. Черт! В этот раз все не так. Все более ярко. Не хочется думать, что я пропал, но так, наверное, и есть. В какой момент она так глубоко засела в сердце — непонятно.

Не успеваю очнуться, как оказываюсь в гостиной перед телеком. На столе в пакете мирно лежат четыре коробки пиццы и кола. Только принесли, а у меня аппетит пропал.

Через несколько минут появляется и Мила. В спортивных широких штанах и теплой, почти до колен кофте. Волосы собраны в высокий хвост, и только несколько локонов выбились из прически.

— С чем? — улыбается, показывая на коробки.

— С ананасом, — показываю на коробки ближе к ней, — и колбасой, — следующие для меня.

— Откуда знаешь? Мама сказала?

— Нет, сам догадался.

Я видел, как она трескает консервированные ананасы, так и подумал, что пицца с ними в самый раз.

— Итак, начнем! — приступаю к трапезе. Мила бежит за стаканами для колы, а я открываю все коробки.

Включаю первый попавшийся канал для фона, и почти за несколько минут уничтожаем по одной пицце.

Мила рассказывает о своих школьных годах, хотя я даже и не спрашивал. Говорит без умолку с набитым ртом и смеется. Так вольно себя ведет, а я все никак не могу расслабиться.

Наверное, потому, что не хочу говорить. Я понимаю, она еще маленькая девочка, но так хочется прижать ее к себе и просто целовать. Вдыхать ее аромат и жить. Просто жить.

Зря я столько времени отпирался. Да и теперь до конца не могу втоптать в голову мысль, что втрескался в эту маленькую оторву.

— Кстати, — запихивая в рот кусок пиццы, поднимает палец вверх, — я Катьку пригласила сегодня, она у нас переночует, — передергивает плечами. — Я просто подумала, ты, может, куда-то собираешься, а мне самой страшно.

На меня не смотрит. Краснеет, ищет себе занятие, чтобы я не понял. Хитрая маленькая засранка.

— У меня сегодня нет планов. Могут, конечно, появиться.

Надо Дену написать, чтобы вечер поинтересней был.

40

Не помню, когда в последний раз там много болтала. Наверное, никогда. Это, наверное, от шока, ведь реально не могу поверить, что тот засранец и тот Алекс, что сейчас сидит передо мной, один и тот же человек.

А как он красиво улыбается! М-м.

Спокойный, уравновешенный и, главное, не такой говнюк, как я себе его окрестила.

Нет, он таким был или есть. Но я уже вижу, что