А Филофей по сути заявил примерно следующее: главнее монастыря – крепость, важнее патриарха – царь, насущнее – не деятельная вера, а вооруженная борьба за нее. Нам главное «Третий Рим» упрочить, усилить и возвысить. А уж потом будем и строить, и пахать. Тяжело? А кому сейчас легко? Христос терпел – и нам велел. Во имя святого дела пашем двадцать четыре часа в сутки, люди!

Филофей, точнее, стоящая за ним элита, фактически призвала нас начать русские «крестовые походы» по всему периметру границ. На Востоке – нехристи. На Западе – вообще немцы, немые, не говорящие по-русски и впавшие в ересь, устроившие пародию на веру христианскую. Они Христа предали, твари!

Итак, по проекту «Третий Рим» воевать мы собрались чуть не со всем миром. Одного только не учли: слабой экономической базы. У нас и климат похуже, чем в Европе и Азии (а экономика мира была еще аграрной и от климата зависела дай Боже!), и земли победнее. Нет у нас и колоний, которых можно грабить и эксплуатировать. У нас вообще до фига чего нет! Даже по числу населения мы выглядели как середнячки. Ни в коем случае не представляйте Московское царство шестнадцатого века этаким гигантом с несметными толпами подданных! Когда Максим Калашников учился на историческом факультете Московского университета, то ученые спорили: пять ли шесть миллионов душ жило в стране к концу правления Ивана Грозного? В то же самое время в маленькой Англии (еще без Шотландии и Ирландии) было 4,6 миллиона жителей. В Австрии – более 16 миллионов. Во Франции, которую историки называют «европейским Китаем» за населенность в Средние века, в эпоху Грозного насчитывалось свыше 14 миллионов французов. Испанцев же тогда было более восьми миллионов человек.

Итак, ресурсов для великой войны оказалось мало. И вот мы, русские, строим уже не творческую, а военно-мобилизационную экономику. Все – во имя победы Третьего Рима! Все – для фронта! Монастыри, как обители духа, культуры и творческого труда, отступают на второй план. На первый – выходят центры сбора податей и налогов, средоточия собранных денег, арсеналы и мобилизационные пункты – Москва и крупные города. Проект получился национал-милитаристским. Принятие его сразу породило мобилизационную модель жизни. Вся централизованная, приказная система управления была «заточена» именно под эти условия, под решение военных задач. Нужно прокормить армию, которая должна дойти до Последнего Моря – и на полночной стороне, и на полдневной, и на Западе, и на Востоке. Война становится смыслом нашей жизни. Если в Европе она захватывала только небольшую часть народа, а основная масса людей занималась хозяйством, то большая часть русских воевала и работала на войну. Обмануть экономику нельзя. Если есть сто единиц сил, и восемьдесят ты тратишь на бои, то развитие замедляется по сравнению с теми, кто пускает на войну лишь двадцать единиц. Особенно если у тебя, к тому же, климат слишком суров, а прибавочный продукт на одного работника меньше, чем у любого из конкурентов.

Задача оказалась неимоверно трудной. Россия шестнадцатого века по населению уступала Польше. При этом наш климат был суровее, чем в Европе, а почвы – малоплодородными, подзолистыми. Негров ввозить было неоткуда, крестьянских рабочих рук остро не хватало. Бояре за крестьян дрались друг с другом, переманивали людей, старались всячески затруднить переход землепашцев из одной вотчины или поместья в другие.

Первой и последней катастрофической неудачей проекта «Третьего Рима» стала Ливонская война 1558-1583 годов. Молодое Московское царство решило прорваться к берегам Балтики, уничтожить одряхлевшее государство Ливонского ордена, а заодно и продвинуться на Запад, отбив древнерусские земли, попавшие под власть Литвы – Полоцк и его окрестности.

Каждый из нас, прокручивая события жизни, не раз, и не два, размышлял: как было бы чудесно, если бы он не влез в ту или иную ситуацию, закончившуюся плачевно.

Так и историки, уже более двухсот лет строят предположения, как бы все счастливо устроилось бы, если бы Московия не ввязалась в гибельную Ливонскую войну. Но мог же, в конце – концов, Иван Грозный вместо того, чтобы в Европу лезть, продолжил движение на Восток, и вслед за покорением Астрахани и Казани, отрядить отряды на завоевание Урала и Сибири.

Скажем больше, когда мы только приступили к нашему циклу, то сами размышляли о чем-то подобном. А теперь думаем иначе. Не было у Ивана IV выбора. Смута была предопределена русским роком, Ливонская война неизбежно должна была начаться, и столь же неминуемо закончиться тотальным поражением.

Мы можем объяснить перемену наших воззрений. Мы знаем, почему случилось так, а не иначе. Загляни в Интернет, читатель, и отыщи там, карту Восточной Европы конца ХVI века. На ней ты обнаружишь две державы, господствующие на Востоке Европы. Во-первых, Речь Посполитую, включавшую земли теперешних Польши, Литвы, Украины и Белоруссии.

Во-вторых, это само Московское царство. Оказавшись в одночасье выброшенной со столбовой дороги на обочину истории, будучи вытесненной из ядра не периферию формирующийся мировой экономической системы, Московия имела только одним шанс изменить свою судьбу. Для этого, ей надо было превратиться в ведущего экспортера зерна. Именно хлебный рынок стал первым и самым емким общеевропейским товарным рынком того времени. На него устремились деньги, выкачиваемые из американских колоний. Став главным экспортером зерна, Московия переключала на себя часть финансовых потоков, берущих начало на завоеванном Американском континенте, привязывала к себе импортеров русского зерна, и тем самым возвращалась в большую Европейскую политику и экономику. Но чтобы справиться с этой сверхзадачей, Московии необходимо было решить три безумно сложные задачи.

Во-первых, надо было отвоевать у поляков и литовцев благодатные юго-западные земли бывшей Киевской Руси – то, что потом назовут «Украиной». Тамошние почвы черны и жирны, плодородны, а климат – куда мягче, чем на северо-восточных территориях, в ядре Московского царства. Почвы в Московской Руси – скудны, подзолисты. Урожайность и в самые-то лучшие годы тут была не ахти, а уж в условиях Малого ледникового периода и вообще упала недопустимо низко. А вот будущая (на тот момент) Украина – это житница. Именно ее предстояло оторвать от Речи Посполитой и включить в пределы Московии.

Во – вторых, предстояло обеспечить прямой транспортный коридор через Балтийское море в Европу – в Англию, Голландию и Северную Германию. Ведь именно они и выступали основными торговыми партнерами России, были лидерами экономики Европы тех времен. А для этого Московии были необходимы балтийские порты: Нарва, Ревель (Таллинн), Рига. Их надо было отбить не столько у Ливонского ордена, сколько у Швеции, которая на них зарилась.

В-третьих, жизненно важно было ослабить Речь Посполитую – не только главного экспортера зерна в Европе, но и основного геополитического противника Московии на востоке континента.

Так что особых вариантов у Ивана Грозного не было. И так плохо – и эдак нехорошо. Вот и весь его выбор, коего и врагу не пожелаешь. Но самое трагичное состояло в том, что и просто ничего не делать было тоже невозможно! Ведь в таком случае Речь Посполитая окончательно интегрировалась с Европой, замкнула бы на себе все торгово-финансовые потоки, идущие на Европейский Восток. Дальше она изолировала Московию: сначала экономически, а затем – культурно и политически, отсекла бы ее от динамично развивающейся Европы, погрузила в азиатскую отсталость. А затем просто поглотила бы.