– Что?

– Для вас – это ничто. А ему приятно. Тем более что он действительно сделал очень много для восстановления снабжения вашей армии. Потешьте его самолюбие. Он, конечно, человек колючий. Но если вы подберете к нему ключик, то более верного, умного и деятельного слуги вам не сыскать…

Обманул Александра Ивановича? Обманул. Максим ведь сказал ему, что Император ничего не знает. И что здесь и сейчас он может отличиться в глазах Государя. Добиться его признания и его уважения. Ложь. Наглая ложь. Но иначе было нельзя. Все должно было выглядеть как стихийный душевный порыв, а не дешевое торжище. Для чего требовалась тщательно подготовленная импровизация…

1915 год, 16 июня. Балтика – окрестности Данцига

Николай Оттович фон Эссен стоял на мостике головного дредноута «Севастополь[39]» и откровенно трепетал всем сердцем. Ведь там, в далеком 1904 году он тоже командовал тяжелым боевым кораблем с таким же названием. Еще не дредноутом. Еще эскадренным броненосцем. И этот опыт был крайне печален.

Стояла замечательная погода. Да, для июня было прохладно, но море было тихим и удивительно добрым. Из-за чего адмирал и решился вывести 1-ю эскадру линкоров в дело. Хоть в какое-то дело.

Еще в 1914 году Главнокомандующий Великий князь Николай Николаевич младший запретил выпускать четверку русских дредноутов за пределы Финского залива. Да и там использовать только для поддержки минных постановок. Немцы же туда не рвались. Они вообще на Балтике вели себя очень тихо, сосредоточив все свои значимые силы на Северном море.

Но так продолжалось недолго. После взятия Пиллау и Кенигсберга Главнокомандующий под давлением Императора дал фон Эссену право перевести 1-ю эскадру линкоров в Либаву. Более того – распоряжаться ей по своему усмотрению.

Рискованно? Весьма. Но Николай Оттович доказал на примере операции в Пиллау, что он вполне адекватный и толковый адмирал. Он завоевал доверие Императора. Великий князь же, будучи природным кавалеристом, ничего не смыслил во флотских делах. А потому и не стал противоречить Государю. Особенно после столь своевременного подарка. Ведь если бы не та десантная операция – Северо-Западный фронт мог рухнуть…

Однако фон Эссен не спешил бросать линкоры в бой. Совсем не спешил. Лишь в апреле он перевел их в Либаву. И только в мае стал выводить к Пиллау. Не для боевой надобности, а чтобы хоть как-то сплавать экипажи. Так по очереди и водил – то 1-ю эскадру линкоров, то вторую… ну… то есть броненосцев.

Сегодня же он решил пойти дальше. Он повел свои дредноуты к Данцигу. Себя показать и ребятам дать пострелять. А то, смешно сказать, воевать воевали, а в войне не участвовали. Заодно и боевую подготовку посмотреть в деле.

Подошли. Начали стрельбу. Благо, что батареи были давно выявлены легкими силами флота. И с целями проблем не имелось.

Ударила головная башня тремя стволами главного калибра. Вторая. Третья. Четвертая.

Цель слишком далеко. Не разобрать. Не понять. Всё в дыму.

– Ваше высокопревосходительство! – козырнул радист.

– Слушаю.

– С «Рюрика»[40] телеграмма. Видит дымы. Идут с запада – северо-запада.

– Пусть отходит вдоль косы на соединение.

– Есть! – козырнул радист и бросился в радио-рубку.

А Николай Оттович свернул свои импровизированные учебные стрельбы и лег на курс восток – северо-восток. Требовалось прикрыть отходящий броненосный крейсер и посмотреть – кого там черт принес.

Умом фон Эссен понимал, что у германского флота нет быстрых дредноутов. Да, у них имеются линейные крейсера, но немного и достаточно слабых. То есть от превосходящих сил он всегда сможет уйти, а слабые разбить. Но это он понимал умом. А сердцем – мандражировал. Он слишком ярко помнил Русско-Японскую войну… слишком большой раной она пролегла через его сердце, оставив чудовищный шрам.

Боялся ли он? Конечно. Разумеется, боялся. Но не умереть. Проиграть.

Но, с другой стороны, он помнил эту дерзкую морду лица Меншикова. Человека сугубо сухопутного. Он чуть ли не смеялся над ним… над всеми моряками, говоря о том, что после Порт-Артура флот в России кончился. Что теперь моряки русские могут лишь за минами прятаться. Что не посмеют даже с равным противником выйти в открытый, честный бой…

И вот минула коса.

В сотне кабельтовых пыхтел «Рюрик», стремясь спрятаться за линкоры. А там, вдали, на горизонте, оказались германские корабли. И они уже стреляли по отчаянно мечущемуся броненосному крейсеру. Не сильно, правда. Но столбы от орудий главного калибра то и дело вставали в воде подле «Рюрика».

– Дистанция? – поинтересовался адмирал.

– Двести кабельтовых, – ответили с дальномерного поста.

– Корабли опознали?

– Дредноуты типа «Нассау»[41].

Николай Оттович фон Эссен вжался руками в перила до белизны костяшек. Полгода он гонял личный состав на своих линкорах после того разговора с Меншиковым. Полгода он готовил их к бою. И вот он – шанс.

Обозначенный тип германских дредноутов был существенно сильнее бронирован и много лучше оборудован в плане средств обеспечения живучести. Но заметно мельче, куда как медленнее и существенно слабее по вооружению. На борт он мог поворачивать только восемь одиннадцатидюймовых орудий против дюжины двенадцатидюймовых пушек каждого «Севастополя».

– Ваше высокопревосходительство? – поинтересовался командир корабля капитан 1-го ранга Анатолий Иванович Бестужев-Рюмин.

– А? – очнулся от размышлений адмирал.

– Что прикажете?

Фон Эссен взглянул в глаза капитану. И прочитал тревогу… почти тоску. Скосился на молодого мичмана. Его глаза пылали… горели.

«А ведь капитан тоже через Русско-Японскую прошел… – пронеслось у Николая Оттовича в голове. И тут снова вспомнилась наглая, дерзкая рожа ухмыляющегося Меншикова. – Неужели он прав? Нет. Нет. Нет!»

Не выдержав переполнявших его эмоций, адмирал ударил кулаком по металлической стенке мостика. Посмотрел на разбитую в кровь руку. И прохрипел:

– Экипаж к бою! Курс – норд – норд-вест. Идем на сближение.