работе на заводах. Эти разумные ожидания основывались в том числе на погодных условиях. Зима 1917 года до того момента была исключительно суровой, и требовалось немало мужества, чтобы ходить демонстрациями по улице при температуре сильно ниже нуля градусов.

Однако около 20 февраля природа сыграла с властью злую шутку. По ее капризу, которыми она так славится, холод внезапно сменился оттепелью, и температура поднялась до четырех-пяти и даже восьми градусов выше нуля вместо минус десяти. Такое заметное потепление значительно упростило выход из дома и участие в демонстрациях. Оно также объясняет, почему 23 февраля (8 марта по новому стилю), то есть в женский день, на улицах Петрограда бурлили дополнительные толпы рабочих металлообрабатывающих и текстильных предприятий, явившихся поддержать своих женщин, проходили крупные шествия, участники которых выдвигали вперемешку самые разные требования, начиная с хлеба и заканчивая равноправием полов (женский день обязывал), и выкрикивали не только пацифистские, но и враждебные монархии лозунги.

На следующий день выдалась такая же мягкая погода, и манифестанты, вовсе не собиравшиеся успокаиваться, вновь взяли под контроль улицы. Их ряды пополнились студентами и даже подростками. Помимо лозунгов звучали слова «Марсельезы» — бесспорный знак радикализации настроений манифестантов. 25 февраля ситуация вышла из-под контроля. Петроград парализовала всеобщая забастовка, что вызвало приток новых протестующих. Столичный градоначальник утром того же дня запретил демонстрации, но это никого не волновало. Повсюду возникали стихийные митинги. Наконец, показались войска. Видя безразличие толпы к призывам разойтись, власти вечером приказали открыть огонь. Первые выстрелы раздались на Невском проспекте, жертв было много, снег обагрился кровью. Этого оказалось недостаточно для восстановления спокойствия.

День 26 февраля начался с того, что демонстранты и войска оказались лицом к лицу. И это было неожиданно. Вместо того чтобы сражаться, первый же полк бросил оружие и стал брататься с толпой. С этого начались разброд и шатание в войсках. Полки, которым приказали навести порядок, один за другим переходили на сторону народа. Демонстранты завладели оружием, которое побросали солдаты, отправились вызволять из тюрем заключенных и вместе с ними атаковали общественные здания. В тюрьмах наряду с осужденными по гражданским статьям содержались и политзаключенные, которые впоследствии помогли рабочим сорганизоваться. Столица погрузилась в анархию.

Получив известие о катастрофе, Николай II решил вернуться в столицу и издал декрет о роспуске Государственной думы. Но было слишком поздно, никто его не слушал. Глава отправленного в отставку правительства потребовал от императора пойти на уступки, передав власть временному регенту, либо брату — великому князю Михаилу Александровичу, либо дя-де — великому князю Николаю Николаевичу Старшему. Император отказался от такого решения, уверенный, что сможет исправить положение и восстановить свою власть. Однако он не учел того, что больше не имел поддержки и общепризнанной легитимности. Его арестовали по дороге, помешав вернуться в столицу, где к тому времени уже возникла новая власть и устанавливалась еще одна.

Государственная дума проигнорировала приказ о своем роспуске и учредила Временный комитет, требовавший признания своей легитимности. Одновременно рабочие комитеты, к которым примкнули только что освобожденные политзаключенные, сформировали Советы, обосновавшиеся в Таврическом дворце, где уже заседал Временный комитет Государственной думы. Таким образом, 28 февраля две власти, порожденные революцией, оказались лицом к лицу: Временный комитет Государственной думы и еще плохо организованные Советы.

Большая часть лидеров большевиков находилась в изгнании, однако за несколько месяцев до описываемых событий в Петрограде образовался тайный комитет под руководством Александра Шляпникова, Вячеслава Молотова и Петра Залуцкого. Ни этот комитет, ни его руководители на тот момент еще не были на виду и не имели влияния, но, когда Александра Коллонтай вернулась из США и узнала о революции, ее не оставил равнодушным тот факт, что во главе небольшой группы большевиков стоял Шляпников.

Вот какая картина предстала перед Коллонтай по возвращении в Европу: революция набирала силу, монарха свергли, Шляпников стал глашатаем большевиков. Стоит ли удивляться тому, что она тотчас же, спонтанно и без промедления, встала на сторону революции, которая расправлялась с ненавистной монархией и должна была (навязчивая идея Коллонтай) покончить с войной?

Несмотря на свое нетерпение, Коллонтай была вынуждена уступить просьбе Ленина и остаться в Норвегии еще на несколько дней. Он поручил ей убедиться в том, что позиция большевиков, то есть его собственная, понятна норвежским социалистам. Первое требование Ленина, которое он предъявлял ко всем, кого считал своими приближенными или восприимчивыми к его тезисам, состояло в запрете на взаимодействие с российским правительством, формируемым Думой, поскольку, с точки зрения Ленина, в совершавшейся революции отсутствовал буржуазный этап. Революция уже шла полным ходом, ей следовало развиваться, распространять свое влияние внутри страны и охватить весь мир. Ленин ожидал, что Коллонтай выступит с этими тезисами в Норвегии и передоверит это дело надежным соратникам, которые сумеют донести до окружающих позицию большевиков и тем самым подхватят у Коллонтай эстафету.

Наконец, Коллонтай предстояло внести свой вклад в возвращение Ленина в Россию, и эта миссия, державшаяся в секрете, также заслуживает внимания. Коллонтай была бесполезна Ленину в Швеции — нейтральной стране, которая не дала бы на это согласия. Но как только грянула революция, приходилось обсуждать все варианты и рассматривать все возможные маршруты. Именно в Норвегии Александра Коллонтай могла действовать. Она встретилась в Христиании с человеком, который сыграет важную роль в возвращении Ленина в Россию и еще более важную — в обеспечении вождя большевиков финансовыми средствами, каковых ему ужасно не хватало. Это Парвус (Александр Львович Гельфанд) — крайне загадочная и влиятельная фигура в российском и немецком социал-демократическом движении. Именно он обсуждал с Германской империей финансовую помощь большевикам и условия возвращения Ленина.

При встрече Коллонтай с Парвусом последнего сопровождал Яков Ганецкий — еще один не менее загадочный персонаж, выполнявший для Ленина много заданий в качестве сотрудника иностранного отдела ЦК РСДРП. Аркадий Ваксберг, автор биографии Александры Коллонтай, выдвинул гипотезу о том, что начиная с этой встречи Парвус, воспользовавшись возвращением Александры в Россию, передал ей крупную денежную сумму, выделенную немцами большевикам. Коллонтай использовалась Лениным в качестве курьера в различных случаях, что придает некоторую правдоподобность версии Ваксберга. Она могла бы привезти Ленину «немецкие деньги» — военную казну, которая внесла существенный вклад в организацию беспорядков в России и помогла большевикам захватить власть.

17 марта Александра Коллонтай покинула наконец Норвегию. Она везла с собой, и в этом мы можем быть уверены, «Письма издалека» — составленные Лениным политические инструкции для партии, которые тщательно спрятала среди своей одежды. Несмотря на запрет, она смогла по пути пересечь территорию Швеции, проехать через Финляндию, где ее горячо приветствовали рабочие, кричавшие