«Бедный Армин всегда так много для меня значил, мы редко виделись, но я изо всех сил старался ему подражать. Его смерть для меня – тяжкий удар, когда я узнал, что он умер, то лишился дара речи. Эта потеря для меня невосполнима».

А еще любит чай с горячими булочками, которые смакует, сидя у жарко пылающего камина. И бридж: играть толком не умеет, но любит раскладывать и разглядывать карты. Леонора вспоминает, как упрекнула отчима, с которым в тот вечер играла в паре, отчего тот раньше не пошел с пикового туза, на что Вудхаус с полнейшей невозмутимостью оправдался: «Как только отыскал его у себя, так сразу и пошел».

Любит сочинять стихи и перекладывать их на музыку – но при этом музыки как таковой не понимает и не очень ее любит; про таких, как он, у нас говорят: «Медведь на ухо наступил». Что, отметим, не мешало ему еще в Далидже, о чем мы писали, петь соло и в хоре.

Одним словом, человек, как теперь говорят, позитивный, Вудхаус с его безоблачным мировидением любит многое. И не любит – всё негативное, мрачное, безысходное, в том числе и в литературе. Не потому ли не любит модернизм, сторонится его, высмеивает? Модернистская проза и поэзия для него – чтение нездоровое. Как сказал Берти Вустеру Дживс в рассказе «Командует парадом Дживс» (1916): «Вам не понравится Ницше, сэр. Это нездоровое чтение». В рассказе «Грядет заря» из сборника «Знакомьтесь, мистер Муллинер» о поэтической карьере Ланселота Муллинера, племянника его «серийного» героя, доморощенного философа мистера Муллинера, Вудхаус пародирует Томаса Стернза Элиота:

Мгла. Погребальная песнь

(«Darkling, a Threnody»)

От триллеров, блокбастеров, всевозможной «сенсационной» (как ее называли в XIX веке) литературы он далек ничуть не меньше, чем от литературы высоколобой. Приведем здесь еще одну, и тоже очень смешную, пародию Вудхауса на «криминальное чтиво».

О героинях и криминальных романах

Ума не приложу, зачем прелестной блондинке заходить в дом, где засел убийца, или шляться по улице, где идет перестрелка. Там ей не место. Не поймите меня превратно. Есть места (например, ипподром в Аскоте, крикетный стадион «Лордз» во время крикетного матча «Итон – Харроу»), где женщины, особенно хорошенькие, – желанные гости. Если я зайду в ночной клуб и не увижу там ни одной представительницы слабого пола, моему разочарованию не будет предела – но в портовом притоне Одноглазого Джо приличным дамам, по моему глубокому убеждению, делать абсолютно нечего. Мне даже кажется, что всякая уважающая себя женщина не будет в восторге, если ее затолкают в платяной шкаф с кляпом во рту, а ведь с героиней криминального романа случаются истории и похуже.

А всё дело в том, что героиня криминального романа, обворожительная девушка с огромными серыми глазами и кудрями цвета спелой пшеницы, высоким интеллектом, увы, не отличается. Больше того. Не будет преувеличением сказать, что по своему развитию она немногим превосходит шестилетнего умственно отсталого ребенка. Она уже много раз была на волосок от гибели. Ей хорошо известно, что банда «Черный дрозд», разнюхав, где находятся секретные документы, преследует ее по пятам. Полиция наверняка многократно предупреждала ее, чтобы она не вздумала выходить из дому. И всё же, стоит в половине третьего ночи появиться посыльному с запиской «Приходи немедленно», как она, надев шляпку, стремглав бросается к двери в сопровождении посыльного – одноглазого рябого китайца с ядовитой улыбочкой, которому она, разумеется, всецело доверяет. Идет к машине, черному лимузину с пуленепробиваемыми стеклами, и мчится к полуразрушенному особняку на болотах. Когда же сыщик, рискуя жизнью, приходит ей на помощь, героиня заявляет, что не желает иметь с ним ничего общего, ибо, по словам мулата с отрубленным носом, сыщик убил ее брата Гарри.

Такой героини нам, читателям, не надо. Да, мы знаем, издатель не может обойтись без представительницы слабого пола, которую можно было бы, с завязанными руками и с безумным блеском в глазах, посадить на капот подпрыгивающей на ухабах машины, – и всё же мы требуем, чтобы женщины в криминальных романах не было. Пусть уж лучше будет бандит в маске, который, осклабившись, тычет в брюхо миллионеру ножом из папье-маше, чем все эти суетливые и бестолковые Мертл, Глэдис или Джейн, которыми напичкана современная приключенческая литература.

В отличие от современных детективов, Шерлок Холмс, и это в нем подкупает, знал цену женщинам и держался от них на почтительном расстоянии. Да, иногда он принимал их на Бейкер-стрит и терпеливо выслушивал сбивчивые истории про подозрительное поведение их дядюшек и отчимов. Он мог даже, расслабившись, познакомить их с Ватсоном. Но, когда начиналось расследование, женщинам приходилось отступать на задний план и, что называется, «не высовываться».

Единственный человек, который мог бы остановить этих несносных героинь, – это убийца, и, надо отдать ему должное, он делает все от себя зависящее, чтобы заставить их замолчать, однако ему катастрофически не везет. Даже когда он приковал блондинку к лебедке в трюме и пустил воду, мы в глубине души не верим в успех дела. Наш читательский опыт подсказывает, что в подобного рода вещах доверять убийце нельзя: он ведь уже много раз подводил нас.

Убийце в криминальном романе фатально не везет, его подводит излишняя изобретательность. Вероятно, когда он был еще ребенком, недальновидные родители внушили ему, что он вундеркинд, и это самым пагубным образом сказалось на его деятельности.

Если обычный человек, непрофессионал, в силу сложившихся обстоятельств вынужден убить свою знакомую, – он одалживает у приятеля револьвер, несколько патронов и, придя с работы, за какие-нибудь пять минут выполняет задуманное. Техническая сторона дела его не заботит.

Литературному же убийце простота претит. Ему не приходит в голову, что можно прицелиться в героиню и спустить курок. (Если сказать ему об этом, он решит, что его водят за нос.) Обычно же убийца из криминального романа привязывает героиню к стулу, перед стулом устанавливает треногу, на треногу кладет пистолет, к курку привязывает бечевку, вбивает в стену крюк, бечевку перекидывает через крюк, к первой бечевке привязывает вторую, к свисающему концу второй бечевки привязывает кирпич, под кирпичом ставит зажженную свечку и терпеливо ждет, пока на огне лопается первая бечевка, кирпич падает, от его веса натягивается вторая бечевка, и курок спускается. Но ведь в это время кто-то, по чистой случайности, может войти в комнату, задуть свечу, – и придется начинать всё сначала.