Герцог вглядывался в море, когда услышал слова княжны:

— Ваша страна могла бы… спасти их.

— Теперь поздно говорить об этом, — сказал он, не поворачиваясь. — Но ведь жив ваш отец.

— Сколько он еще проживет?

Герцог повернулся к ней.

— Я бы с оптимизмом ответил на этот вопрос, — сказал он, — если бы не видел, как вы сами уменьшаете его шансы на выздоровление.

Он рассчитывал шокировать княжну и преуспел в этом.

— Что вы имеете в виду? — сердито спросила она.

— Я имею в виду то, — сказал он, — что как русская вы отлично знаете о сверхделикатности всех русских по отношению к чувствам, эмоциям и даже мыслям других людей. Хотя я и не русский, но во мне течет шотландская кровь, и я чутко ощущаю вашу неприязнь и негодование ко мне как к англичанину. Неужели вы считаете, что подобное отношение ко мне будет благотворно влиять на вашего отца в нынешнем его состоянии?

Княжна впервые со дня их знакомства утратила свое хладнокровие и казалась взволнованной.

— Я… я не… понимаю, что вы… пытаетесь сказать.

— Это не правда! — возразил герцог. — Вы прекрасно понимаете, что если я могу чутко реагировать на ваши скрываемые чувства, то и ваш отец способен улавливать их. Я только прошу вас не лишать его надежды, то есть не предаваться унылым чувствам и мыслям, если, конечно, вы любите отца.

— Конечно, я люблю его! — воскликнула княжна. — Я бы умерла, если б только знала, что это вернет ему здоровье и избавит от страданий, которые преследовали его все эти годы.

— Я прошу вас не умирать, а жить ради него, и вы поймете, как это трудно, когда достигнете моего возраста.

Он видел, что княжна все еще находится в смятении.

— Я уже говорил в начале нашей беседы, — продолжал он, — никому из нас не дано повернуть время вспять, но, если вы любите вашего отца, вы поможете ему. По-моему, ему необходимо попытаться забыть трагическое прошлое и поверить, что вас обоих ждет впереди долгая, интересная и радостная жизнь.

Герцог говорил серьезно, и она, кажется, поддавалась уговорам.

— Что мне… сделать… для этого? — спросила она.

— Я хочу, чтобы вы временно надели новую одежду, которая вам необходима, и не выделялись среди моих гостей. И пожалуйста, вместе с князем Иваном и князем Александром проводите с нами время, пока мы не доберемся до Египта.

Княжна попыталась что-то сказать, но герцог продолжил — Когда мы прибудем в Александрию, то поговорим с вами о том, что можно будет сделать для вашего отца. Но при этом мне не хотелось бы чувствовать, будто я преодолеваю заснеженную вершину.

При последних словах в голосе герцога послышались шутливые нотки, и ему показалось, что в глазах княжны мелькнул ответный лукавый огонек. Она сказала:

— Если я спрошу вас кое о чем., скажете ли вы мне… правду?

— Конечно, — ответил герцог. — Я, между прочим, всегда говорю правду!

— Если бы тогда мы… просто допросили бы вас доставить нас в Египет и… не потребовали бы этого в такой форме, как вначале… согласились бы вы на это?

— Мне хочется быть совершенно честным с вами, — ответил герцог после короткой паузы. — Если бы я не осознал опасности, грозившей вам, — то дал бы денег и предоставил бы вам действовать самостоятельно.

Он выжидательно умолк, но, поскольку княжна ничего не ответила, продолжил:

— Может быть, благодаря той драматической манере, с которой князь Иван угрожал мне, я не испугался и понял, что вы не только настрадались от лишений, но над вами нависла и реальная угроза быть убитыми.

— Даже теперь я , не верю, что вы… вне опасности, — тихим голосом произнесла княжна.

— Но вам ничего не угрожает, — настаивал герцог, т — потому что вы являетесь гостями на моей яхте. И я совершенно искренне заявляю, что рад видеть вас здесь!

Она пытливо глядела на него, словно хотела увериться в правдивости его слов. Слегка вздохнув, она сказала»

— Очень хорошо, ваша светлость. Чтобы избавить вас от обузы, еще от одного больного пассажира, я возьму у леди Рэдсток пальто, но, как вы и предложили, отплачу за это тем, что починю все, что нужно ей и остальным пассажирам.

— Гордость! Гордость! — сказал герцог. — Когда Вальтер Скотт писал о «жгучей гордости, презрении к врагам», он словно думал о вас!

Княжна гордо вскинула голову.

— Можете смеяться над гордостью, ваша светлость, но не забывайте, что это единственное, что у меня осталось, и поэтому очень дорого мне.

Герцог улыбнулся:

— Я все понимаю. Но я уже говорил, что если вы хотите позаботиться о вашем отце, то гордость может только навредить ему. Здесь требуется любовь.

Он сам удивился своим словам, но они совершенно непроизвольно сорвались с его уст.

Княжна поднялась с кресла, и он понял, что она обиделась.

— Если вы хотите сказать, ваша светлость, что я не люблю моего отца и слишком эгоистична, чтобы суметь отбросить мои горькие чувства ради него, вы сильно ошибаетесь! Я готова сделать все… все, чтобы… восстановить его здоровье. Но я тщательно обдумаю то, что вы сказали, чтобы убедиться в правоте ваших соображений.

— Думаю, вы убедитесь, что я прав, как и всегда, — сказал герцог горделивым тоном.

Он думал, что она начнет спорить с ним, но она только сказала:

— Что ж, если ваша светлость сказали все, что хотели, то я вернусь к отцу.

— При одном условии, — ответил герцог.

Она выжидательно и неуверенно посмотрела на герцога.

— Во-первых, пообещайте мне, что завтра выйдете на палубу, — сказал он, — желательно около полудня, когда солнце уже пригревает, во-вторых, я надеюсь, что когда вы пообвыкнете здесь, то будете присоединяться к общей компании хотя бы за столом.

— Могла бы я подумать об этом? — ответила княжна и двинулась к двери каюты.

Герцог опередил ее. Держась за ручку двери, он сказал:

— Вы молоды. Постарайтесь помнить, что каждый день вашей жизни — это великий дар. Радуйтесь приятным минутам, а все остальное не берите в голову.

Княжна взглянула на него, но уйти не могла, пока он не открыл дверь. Герцог же спокойно продолжал:

— Повторяю, вы молоды и, кроме того, очень красивы.

Многие женщины в мире готовы были бы на любые страдания, чтобы обладать этими двумя ценностями.

Она не сводила с него изумленного взгляда, будто не верила, что правильно поняла его.

Княжна отвернулась к двери, дожидаясь, что он откроет ей.

Он пропустил княжну, и она с удивительной поспешностью исчезла в коридоре.

Герцог, улыбаясь, прошел в свою каюту. Его не покидало ощущение, что он выиграл трудную битву.