Но в этот раз тебе повезло, армия тебя ждет только в воскресенье. У тебя целый вечер! Ты снова ешь, даже, наверное, откровенно объедаешься. Потом смотришь телевизор в кругу семьи, и приятное чувство единения с ней охватывает тебя. Но ближе к девяти вечера ты понимаешь, что пора ложиться спать. Ведь завтра уже воскресенье, а значит, утром надо возвращаться на службу.

Раннее утро воскресенья. Пора ехать на базу. Ты надеваешь выходную форму, собираешь автомат, прощаешься с родными и автобусом или поездом едешь к месту службы. Как будто бы и не было такого долгожданного, вожделенного на протяжении нескольких недель шаббата дома. Через несколько часов придется надеть повседневную армейскую форму — мадей бет, а потом тебя закрутит в вихре армейских будней. И вновь несколько недель тягостного ожидания поездки домой. И неожиданно, наблюдая за проплывающими за окном автобуса пейзажами, ты начинаешь немного завидовать товарищам, оставшимся на базе, ведь такой тоски они лишены. А оставшиеся завидуют тебе…

Спустя несколько лет, уже учась в университете, на курсе философии, я прочитал интересную фразу: «Различия существуют, чтобы показывать, насколько вещи схожи». И думаю, что именно благодаря тому, что в жизни человека были трудные дни, он в полной мере может оценить ту спокойную, беспечную жизнь, которая есть у других людей. Если у меня возникают какие-то проблемы, много работы или просто в воскресенье мне не хочется на нее идти, я всегда вспоминаю моменты возвращения из дома на базу, свой швизут йом алеф, и настроение улучшается. Ведь по сравнению с той порой моя нынешняя жизнь намного лучше и комфортней. Как я благодарен Богу, что уже не испытываю отчаяния и острого нежелания покидать родной дом! И как приятно сейчас приезжать в гости к маме, поесть вкусной, с детства любимой еды, спокойно посмотреть вместе телевизор, а потом вспомнить, как не хотелось уезжать, когда служил в армии. И на миг охватывает острое чувство счастья, которое не было бы таким полным без познания швизут йом алеф.

Вот и пролетели казавшиеся такими бесконечными шесть месяцев курса молодого бойца (тиронута). Остались позади волнения первых дней службы, когда на тебя, вчерашнего школяра, сваливаются суровые армейские будни. Ты уже можешь с улыбкой вспоминать, как лихорадочно суетился по команде «Семь минут — шамнаш!». Как хотелось тебе спать, когда через каждые четыре часа тебя отправляли в караул, и это происходило на протяжении целой недели. Постепенно сходят мозоли, натертые огромным бревном, которое вы с товарищами в двадцать четыре руки везде таскали за собой — даже отправляясь в туалет.

И, как заключительный аккорд тиронута, нас ожидал марш-бросок с базы Пелес на базу Миткан Адам, где располагалось подразделение Окец. Мы становились все ближе к своей мечте. И вот сорок километров плюс десять километров с носилками, на которые командир уложил самых упитанных солдат, почти позади. Это непросто, последние километры почти невыносимы, ноги больше не желают отрываться от земли. Мы понимали, что скоро финиш, так как вполне отчетливо слышали лай собак. «Возможно, одна из лающих собак — моя», — фантазировал я, пытаясь хоть как-то отвлечься на последнем этапе отнюдь не легкого похода. Неожиданно мои мысли были прерваны. Из всех кустов вдруг начали выпрыгивать незнакомые, полностью экипированные солдаты. Некоторые были с собаками. «Добро пожаловать в Окец! Давайте! Ялла! Осталось совсем немного!» — кричали они нам, подбадривая, а собаки лаяли. Это были боевые солдаты Окец. Они слились с нами, помогая идти, едва ли не подталкивая сзади. Мы не могли поверить: еще вчера нам было запрещено говорить слово «собака», а сегодня настоящие бойцы встречают нас, словно принимая в свои ряды. Это чувство нельзя описать. Мы мчались к финишу. Мы наконец почувствовали себя как дома на родной базе Окец.

Однако на следующее утро эйфория сменилась досадой: нас совершенно не собирались обучать премудростям кинологической службы. Мы даже жили в других палатках, отдельно от полноправных бойцов. Нас разделяло еще множество рубежей: во-первых, трехмесячная спецподготовка и только потом долгие шесть месяцев кинологического курса. Во время курса спецподготовки нас учили ориентироваться на местности при помощи карт, мы проходили еженедельные уроки крав мага, о которых я расскажу чуть позже, плюс обязательный знаменитый месячный антитеррористический курс Лютар. Все эти курсы не входят в кинологическую подготовку, так зачем же нас этому учили?

Это связано с особенностью нашего кинологического подразделения. Специфика службы здесь заключается в том, что для проведения различных операций одного-двух бойцов с собаками прикрепляют к другим подразделениям. Например, при штурме здания, где, возможно, засели террористы, в него сначала входит кинолог с собакой. Задача спецназа, который врывается в здание чуть позже, облегчается благодаря кинологу, а появление собаки дезорганизует врага.

Окец в полном составе, как другие подразделения, где бойцы отлично знают друг друга, в боевых операциях не участвует. Прикомандированный кинолог не знает людей, с которыми ему через несколько часов придется идти в бой, — каждый раз это может быть другое подразделение со специфической задачей. Кинологи должны знать нюансы каждого спецподразделения, с которым предстоит выход на операцию, и быть подготовленными на высоком уровне. Именно поэтому кинологи занимаются три месяца дополнительно. Мои товарищи часто участвовали в операциях в таких знаменитых подразделениях, как Шайет-13 — израильский коммандос, 669 — спасательное подразделение, или Сайерет Маткаль — спецназ Генерального штаба. Мы не могли позволить себе сорвать операцию только из-за того, что физически к ней не готовы.

Разумеется, прикрепленным бойцам на заданиях приходится гораздо труднее, чем их коллегам из подразделения. Допустим, в каком-нибудь подразделении один из солдат накануне спецоперации находится не в лучшей форме — проблемы с девушкой, недомогание и т. д. Командир, отлично зная своих подчиненных и их проблемы, поставит перед ним более простую задачу, а то и вовсе отстранит от задания. Бойцу-кинологу никто такой поблажки не даст. Во-первых, чужой командир не может определить, в какой форме находится боец, а во-вторых, кинолога просто некем заменить! Кроме того, к действиям неизвестного никому бойца будут относиться строже и придирчивее.

Друзья, служившие в других подразделениях, часто звонили мне и рассказывали, что к ним был прикреплен кинолог, который оказался очень плох. Собака, мол, ничего не нашла, хозяин ее медленно бегал и прочее, и прочее. Более того, я ни разу ни от кого не слышал, что наш боец оказался на высоте и благодаря ему операция завершилась успешно. Такова участь кинолога: им редко бывают довольны.

То, что боевое задание каждого кинолога всегда проходит в составе не своего подразделения, накладывает сильный отпечаток на его поведение. Это продиктовано инстинктом самосохранения. Например, во время какой-то перестрелки бойцы, которые отлично знают друг друга за несколько лет службы, никогда не забудут своего товарища, если надо, прикроют, вынесут из зоны боевых действий.