Не то чтобы Губатый был сильно честным, боязливым или брезговал криминальной работенкой, но хватким умом своим понимал, что продавать себя и «Тайну» за копейки просто бессмысленно. Такой риск такими деньгами не оправдывался. Не те выходили прибыли. А вот ежели бы подвернулось настоящее дело, когда за раз можно было бы «срубить» деньжат на новое судно, тогда разговор был бы другим. Но такой бизнес чужим не предлагается, а становиться для этой братии «своим» Леха не собирался.

Раздобревший на хороших харчах Кущенко именно в таких вот операциях был докой. Впрочем, и контрабандистов, работавших не под его крышей, Владимир Анатольевич ощипывал вполне профессионально — до последнего перышка. Без сантиментов, но и без излишней жестокости: попался — плати, не хочешь — садись. Результатом такого вот «прозрачного» бизнеса по охране государственной границы был трехэтажный дом в городе, две дачи невероятного размера на побережье, автопарк из семи машин, возглавляемый «Порше Кайеном Турбо», и страшная ненависть таможенников, которым до смерти хотелось проволочь эту контрабанду самим.

— Ленка! — пропищал Кущ. — Кого я вижу, ексель-моксель! Изотова!

На веснушчатом круглом лице удивленно хлопали круглые же глаза водянисто-голубого цвета, брови взобрались на самый верх лба.

— Сколько лет, сколько зим!

— Привет, Вовка! — отозвалась Изотова, наливаясь румянцем от с трудом сдерживаемого смеха. — Или тебя надо теперь господином капитаном называть?

— Перетопчется! — сказал Губатый, бросая конец рулевому. — Это у себя на катере он капитан, а у меня на судне — капитан я.

— Кто б спорил? — легко согласился Владимир Анатольевич, горным козлом перескакивая с «резинки» на корму «Тайны». — А мне в порту говорят — укатил Губатый! Неделю не появляется, только с диспетчером поговорит с утра — и все!

Он посмотрел на Изотову, подумал и ловко облапил, прижимая ее к бочкообразной груди.

— Ой, Ленка, ёксель-моксель, была ты красавицей и осталась! Здорово, Леха!

— Привет, Вова! — поздоровался Губатый еще раз, и они обнялись.

От Куща пахло табаком, копченой колбаской, дорогим одеколоном и совсем чуть-чуть потом. То, что запах пота не превалировал над другими в такую жару, означало, что из порта они вышли недавно, и по-настоящему прожариться на августовском солнце Кущ не успел — для «Кровососущего» ходу сюда было всего да ничего, меньше двух часов.

— Вот я и подумал, — продолжил Кущ прерванную объятиями мысль, — найти старого друга. Мне патрули говорили, что видели, как «Тайна» здесь болтается. А кто это у нас там, на берегу, как Робинзон?

— Ельцова помнишь?

— Олежку? Как не помнить, помню! — он смешно всплеснул руками. — Так это Ельцов?! Мама миа! Не может быть!

— Почему не может? — спросил Пименов спокойно. — Очень даже может быть! Он теперь Ленкин муж!

— Ёксель-моксель! — произнес Кущенко восторженно. — Ельцов? Твой супружник? А мне докладывают, мол, пришли к Пиме двое — мужик и баба, и в тот же день он и отчалил.

— Ну, тут соврали тебе чуток, — отозвался Губатый. — На следующее утро мы снялись. Что пить будешь?

— А что предложишь! Без разницы! Так что, Изотова, Ельцов твой муж? — Кущ перегнулся через борт так, чтобы видеть бегающего по берегу Олега, и крикнул. — Здорово!

Владимир Анатольевич с нескрываемой иронией посмотрел на ее наряд, на расхристанный вид Пименова и ухмыльнулся открыто, оценив пикантность ситуации.

— Муж — это хорошо! — изрек он с интонацией учителя средней школы, сообщающего очередную прописную истину лоботрясам и второгодникам. — Муж — это не только ценный мех!

— Пива или чего покрепче? — оборвал декламацию Губатый, роясь в холодильнике.

— Так ты ж не пьешь?

— Так я и не собираюсь. Я ж тебе предлагаю!

— А ты, Ленка? Что будешь?

Кущенко посмотрел на нее так, что Лехе захотелось задвинуть холодную (и, кстати, предпоследнюю!) бутылку «Клинского» прямо в наглый, лоснящийся, самодовольный «бубен» капитана «Кровососущего». Но разум возобладал. Бить Владимира Анатольевича было, собственно говоря, не за что. Изотова в своем смелом наряде, еще не остывшая после бурного секса, смотрелась — как бы правильно выразиться? — вызывающе! Или зовуще. В общем, любой нормальный мужчина на исходившую от нее до сих пор сладкую истому отреагировал бы однозначно. И Кущ, естественно, исключением не был. Тем более что о его любви к слабому полу было известно всем в городе. Как и о привычке несколько раз мыть руки во время обеда, не прикасаться к еде руками, вытирать спиртовыми салфетками столовые приборы и (вот тут могли и преувеличивать!) даже сиденье унитаза в собственной квартире. Такая болезненная чистоплотность с безграничной любовью к слабому полу сочеталась плохо, но Кущенко, увидев хороший женский зад, брезгливость борол с легкостью!

— Ребята! — тоскливый крик Ельцова донесся с берега. — Ау!

— Ты бы за Олегом съездила, — предложил Губатый Ленке. — Пока мы тут посидим, поговорим.

— Ага! — с радостью согласилась Изотова. — Пара минут!

Глядя на скачущую по волнам лодку, которую Ленка оседлала, как джигит горячего скакуна, трудно было представить Изотову далеким от судовождения городским жителем. Было в ее ухватках, в том, как она мгновенно, на лету усваивала новые для себя понятия, что-то морское.

Кущ, стоявший рядом с Лехой на баке, тоже провожал Изотову глазами и при этом неторопливо прихлебывал пиво из вспотевшей на жаре бутылки.

— Так что вы тут поделываете? — спросил он неторопливо. — Ты, Пима, в зеленый туризм ударился?

Пименов не ответил. В этот момент ему хотелось пива — ледяного, от глотка которого немеет горло, резкого и вкусного. Он встал и вытащил из холодильника пластиковую бутылочку минералки. Конечно, в сравнении с пивом минералка была чистой отравой, но сорваться только потому, что хочется пить да еще и в присутствии иронизирующего знакомого…

Такого Губатый позволить себе никак не мог. Он отхлебнул газировку — Ленка уже достигла берега и спрыгнула в воду, намокнув строго по пояс, и сказал так же неспешно, как собеседник:

— Туризм, только не зеленый и не голубой. Экстремальный! Ребята засиделись в своем Питере, устали.

— И пришли к тебе.

— Точно.

— А ты решил помочь?

— Ну?

— Много денег дали?

— Нормально. Вполне.

— Ага. И ты в конце сезона срываешься на отдых. Поплавать. А за окнами народ вовсю косит зелень! Не верю я тебе, Пима. Врешь ты все.

— Брось, Вова! Ведешь себя так, будто у меня в трюме полно контрабанды и ты поймал меня за руку в момент перегруза. А у меня контрабанды в трюме нет! Там мышь повесилась! Приехали мои школьные друзья, и мы отправились позагорать и покупаться…