Теперь, когда все волнения, вызванные их неожиданным появлением, остались позади, грубоватый на вид трибун успокоился и, как отметила про себя Валерия, старался всячески им угодить. Боевой офицер, он явно чувствовал себя увереннее на границе, но тем не менее изо всех сил пытался вести себя как учтивый и радушный хозяин. Что ж, решила она, тогда она тоже постарается быть вежливой.

— Надеюсь, вы пообедаете с нами, трибун? — улыбнулась она.

— Я солдат, госпожа.

— Который скорее всего проголодался куда сильнее, чем путешествовавшая в носилках дама.

— Я привык есть вместе со своими людьми. Так что обедайте без меня, а я вернусь позже, чтобы убедиться, что вам ничто не грозит.

— В этом нет необходимости, — надулся Клодий.

Гальба пропустил его слова мимо ушей.

— Вам стоит как следует выспаться.

— О боги, чего бы я сейчас не отдала за горячую ванну!

— Что ж, пойду убедиться, что вода уже греется, — пробормотал он и снова ринулся в дом. Валерия смотрела, как он, сунув свой жезл под мышку, вихрем взлетел по ступенькам — медали на груди мелодично брякали, зычный голос разносился по всему дому, четкие приказы сыпались один за другим, широченные плечи едва не снесли притолоку двери. Люди испуганно шарахались от него и разлетались в стороны, словно осенние листья.

— А он ничего, достаточно обходительный — для провинциала, конечно, — проговорил Клодий.

— Знаешь, я рада, что Марк его послал. Ты при нем тоже чувствуешь себя в безопасности?

Клодий окинул взглядом остальных римских солдат, терпеливо стоявших под дождем, держа под уздцы своих лошадей, и пожал плечами:

— Жизнь на окраинах империи никогда не была безопасной. Стоит мне только взглянуть на него, как я тут же вспоминаю об этом.

— Просто начало у нас вышло не слишком удачным, вот и все. Брр, ну и холод! Давай-ка выбираться отсюда. — Валерия, сморщив носик, вылезла из носилок и в сопровождении Клодия поднялась на крыльцо.

В портике стояла промозглая сырость. Было зябко и многолюдно. Здесь толкались не только закутанные в плащи чиновники и представители городских властей — куда больше было уличных торговцев и разносчиков, превративших портик губернаторского дворца в некое подобие рыночной площади. Кто-то торговал съестными припасами, остальные на разные лады предлагали украшения и шерстяные ткани, повсюду громоздились горы покрытых эмалью или глазурью горшков, рядом с которыми сидели горшечники. «Лондиниум», — красовалось на каждом из них. Валерия с интересом разглядывала их. Клодий неотступно, как тень, следовал за ней по пятам.

— Какие они странные и оригинальные! Просто руки чешутся купить хоть один!

— У них тоже руки чешутся — продать хоть один! Нисколько в этом не сомневаюсь.

— Да, да, госпожа, очень красивые горшки! — певуче уговаривал их торговец.

— У нас и без того довольно вещей, — вмешался Клодий. — И горшков тоже хватает. Купишь такой горшок на обратном пути, когда будешь возвращаться в Рим.

Валерия выбрала вазу.

— Нет, я хочу сейчас. Что-то, что будет напоминать мне о Лондиниуме.

— Люди обычно называют это «что-то» памятью, и она-то как раз ничего не весит.

— Вздор! Можешь считать, что эта ваза станет хранилищем моих воспоминаний, вот и все. — Валерия швырнула торговцу мелкую монету. — Это для моего приданого.

Торговец расплылся в улыбке:

— Фест польщен, что вы остановили свой выбор на нем, госпожа.

Валерия, сунув вазу в руки Клодию, принялась разглядывать чашки.

— Дорогу, дорогу благородной и щедрой госпоже! — Скрипучий голос, доносившийся откуда-то из сумрака в тени колонн портика, раздался так неожиданно, что оба вздрогнули. — Девушке, имя которой Любопытство!

Римляне обернулись. Прислонившись спиной к колонне, едва видная в царившем тут полусумраке, на свернутом в несколько раз драном одеяле сидела старая карга. Седые космы клочьями свешивались на сморщенное, как печеное яблоко, лицо, высохшее тело было закутано в плащ. Перед ней были рассыпаны кости. Гадалка!

— Да, — прокаркала старуха. — Я вижу женщину, ступившую на край своей жизни!

Торговец горшками раздраженно отмахнулся от старухи.

— Ты можешь услышать звон монет, Мебда, но очень сомневаюсь, что ты способна рассмотреть прошлое у себя под носом, — и ты отлично это знаешь, старая ведьма!

Старуха злобно ощерилась в сторону своего обидчика.

— Зато я отлично вижу, что жиром ты обрастаешь куда быстрее, чем мозгами, Фест, — прошипела она. — Обобрал бедную девушку! И не стыдно тебе? Не принесут тебе добра ее деньги! А еще я вижу, — продолжала она, снова повернувшись к онемевшей Валерии, — юную красавицу римлянку, которую впереди ждет свадьба… и которая сгорает желанием узнать ожидающую ее судьбу. — Один глаз старухи, затянутый бельмом, был мутно-белым, точно мрамор колонны, у которой она сидела. Мебда взяла в руки каменный диск размером не больше обычного яблока и устремила затуманенный взгляд в отверстие в самой его середине. — Хочешь узнать свое будущее, красавица невеста? Всего один серебряный грош.

— Серебряную монету за то, чтобы одним глазком заглянуть в будущее, да еще твоим слепым глазом, старуха? — фыркнул Клодий. — Слишком жирно!

— Может быть, трибун, может быть. Что до тебя, то твое собственное будущее, возможно, настолько куцее, что не стоит и медного гроша. А вот госпожа, думаю, не пожалеет для бедной женщины серебра. — Старуха протянула костлявую, похожую на птичью лапу, руку. — Иди сюда. Узнай свою судьбу.

— Что это за странный камень у тебя в руке? — полюбопытствовала Валерия.

— Это Кик-Стейн. Камень, который видит. Их привозят с севера, куда ты скоро поедешь. Благодаря ему я смогу увидеть ожидающее тебя будущее.

— Не слишком ли много она просит за свое предсказание? — продолжал ворчать Клодий.

— Нет. Только послушай, как много ей уже известно обо мне!

— Из городских сплетен! — фыркнул Клодий. — Слава бежит впереди человека, ты сама отлично это знаешь!

— Но я хочу услышать, что меня ждет, — заупрямилась Валерия. Вытащив из кошелька серебряную монетку, она вложила ее в скрюченные пальцы старухи. — Скажи, буду ли я счастлива?

Мебда поднесла камень к глазам.

— О да! И несчастлива тоже.

Клодий застонал.

— Такое можно сказать любому человеку!

Валерия пропустила его слова мимо ушей.

— Расскажи мне что-нибудь еще, провидица.

— Я вижу, как горят факелы, освещающие дорогу юной невесте. Я вижу священную гробницу, но она пуста! Я вижу великую битву…

— Клянусь богами, что за чушь! Старуха совсем выжила из ума!