– Что? – выпрямился пораженный Григорий, до которого дошло с некоторым опозданием то, что он услышал. – Ты хочешь сказать, что дед отравился?

– Нет, Григорий, – еще раз тяжело вздохнул и выдохнул Иван. – Петр Акимович не отравился. Его отравили, – и, помолчав, добавил для ясности: – Преднамеренно. – И, положив руку Григорию на плечо, совсем уж растолковал очевидное: – Его убили, Гриш.

– Как это убили? – обалдел Гриша. – Кто?

– Вот именно, – кивнул тяжело Иван. – Как и кто?

Убрал руку с его плеча, оперся спиной на стену, прикрыл на пару мгновений глаза, а открыв, продолжил объяснения для потрясенного до шока Григория.

– Именно это мы и будем выяснять: кто и как. Поэтому сейчас наши ребята задержали до выяснения обстоятельств всех гостей и членов семьи, а в городе задерживают всех, кто был сегодня на чествовании и фуршете в НИИ, работают следователи и дознаватели. И когда ты сможешь рассуждать нормально, то поймешь масштаб случившейся трагедии не только для вашей семьи.

– А для кого еще? – пожал плечами потрясенный до глубины души Григорий.

– Для страны, например, – устало начал перечислять Иван. – Вчера твоему деду Президент орден вручил, если помнишь. И это дело точно будет на контроле у Президента, а это полная… Для мировой науки тоже потеря огромная, сам знаешь, сколько он открытий сделал и что сделал для науки в целом. И самое главное, для всех сотрудников. Под подозрением все. Абсолютно все. – Он оттолкнулся от стены, выпрямился, посмотрел на Гришу и уведомил ровным голосом: – И ты, Гриша, в числе первых подозреваемых. Как вы с ним ругались, не слышал только глухой, и потом долго сидели в закрытом кабинете, и что там происходило между вами, известно теперь только тебе. Так что, Гриш, – снова хлопнул его по плечу Иван, – сейчас мы с тобой вернемся в поселок, где проходят основные следственные мероприятия.

– С дедом дашь попрощаться? – кивнув, спросил Григорий.

– Вообще-то, не положено… – с сомнением протянул безопасник, но, подумав, решил: – Идем.

Дед лежал на операционной койке, укрытый белой простыней до самого подбородка, и казался просто мирно спящим, у него даже выражение лица было умиротворенное, спокойное. И только несвойственная белизна кожи указывала на то, что с ним не все в порядке. Иван встал в паре метров от него, словно продолжал и после смерти охранять Петра Акимовича.

– Как же так, дед? – наклонился к нему Григорий и, приподняв край простыни, взял его руку и крепко сжал ладонь.

Он плакал беззвучно, самыми тяжелыми мужскими слезами, теми, которыми плачут сильные мужики в последней беде, и не чувствовал это, и не замечал, как крупные капли его скупых слез падают на белую простыню, тут же расползаясь темнеющими круглыми пятнами.

– Как же так? – повторил он, внимательно всматриваясь в лицо Петра Акимовича, словно пытаясь удостовериться, что тот все еще жив. – Как же теперь без тебя? Что я бабуле скажу? – И прижался лбом ко лбу деда, зажмурил глаза, из которых все катились слезы, и прошептал: – Прости… прости, что не уберег…

Постоял так несколько мгновений, не то молясь, не то давая какие-то безмолвные обещания, открыл глаза, поцеловал деда в лоб, медленно положил его руку на место и прикрыл простыню. И никак не мог оторвать взгляда от мирно лежавшего Петра Акимовича, пока Иван осторожно не взял его под локоть и тихо не позвал:

– Идем.

Следствие велось жесткое, более чем серьезное, и Иван оказался прав – дело было на контроле у Президента. Ничего удивительного – убийство личности такого масштаба, тем более причастной к атомной промышленности. Шорох стоял капитальный. Даже в иностранных СМИ объявили о кончине Петра Акимовича, правда, о причинах ее не упоминали, поскольку не знали. Да и мало кто вообще знал. А с тех, кто знал, взяли подписки о неразглашении.

В институте работала серьезная служба безопасности. Никакой киношной неукоснительной слежки за сотрудниками не велось, разумеется, но, например, все гости, что собирались на юбилей Петра Акимовича, были внесены в определенный список, и двое безопасников – Иван и Игорь – в этот день следили, чтобы на праздник не попали посторонние.

В задачу Ивана входила и охрана Петра Акимовича, но все же не жесткая прямо уж такая, что и днем и ночью на посту – нет. До работы и обратно, поскольку в поселке жил не один такой значимый академик, как Вершинин, а вообще-то профессуры и академиков тут хватало, потому-то он довольно хорошо охранялся. Ну и в поездках, разумеется, Иван был с Петром Акимовичем рядом и на таких вот масштабных мероприятиях.

Не уберег.

Выдвигалось несколько версий – первая и лежавшая на поверхности: бытовая, кто-то из близкого окружения с неясной целью, но дележ наследства еще никто не отменял. На посторонний взгляд – так крутого наследства.

Вторая, рабочая – устранение «засидевшегося» на должностях и окладах академика, то есть конкуренция, которую тоже пока еще никто не отменял. Но, во-первых, надо быть в сильно суицидальных настроениях, чтобы на такое решиться на режимном предприятии под прицелом видеокамер, снимавших даже очко в туалете, а во-вторых, практически неосуществимо. Но! Но все же возможно! Возможно!

И третья версия – диверсионная. За последние несколько лет при странных обстоятельствах погибло несколько ведущих ученых страны, причем таких ученых, которые работали над серьезными проектами. Комитет безопасности эти дела соединил, и кое-какие неутешительные выводы и наработки по этому направлению имелись. Вот и гибель Петра Акимовича подпадала под эту версию очень даже.

Вообще-то, если бы в тот момент, когда академику стало плохо, великим случаем рядом не оказалось бы «Скорой помощи» и если бы врач этой «Скорой» не являлся бы весьма толковым мужиком и серьезным профессионалом и не понял, что что-то в анамнезе больного подозрительно, то никто бы и не узнал, что Петра Акимовича отравили.

Списали бы все на стресс, возраст и сильное волнение. Например, от вручения ордена в Кремле и до скандала с Григорием.

А тут вот так все обернулось.

Версии отпадали одна за одной. Проведя самое тщательное расследование, дотошный обыск дома, всего участка и досмотр всех присутствующих, оперативники установили, что в доме Петра Акимовича отравить не мог никто. Для этого не имелось возможности.

Первым и главным подозреваемым, как и сказал Иван, считался Григорий – после приезда деда из НИИ он больше всех провел с ним времени, ну и, разумеется, их громкий диспут не оставил равнодушных слушателей. А то, что дед и внук, смеясь и обнявшись, вышли из кабинета, видели только его отец Павел Петрович и брат Костик.

Но кандидатура на дедушкиного душегуба в Гришином лице отпала очень быстро по одному-единственному обстоятельству – они с Петром Акимовичем ничего не пили во время своих разговоров, а обнаруженный в крови деда препарат мог быть принят только в растворимом виде. Однако в кабинете не имелось никаких сосудов с жидкостями, как не было ни стаканов, ни чашек или бокалов. Дед не держал ничего такого, не признавал «буфетов» на работе, как он говорил.