Я не знаю, смогу ли снова когда-нибудь обнять его.

Его руки зарываются мне в волосы, скользят по спине, по линии бедер, словно он хочет убедиться, что это на самом деле я, тут, в его объятиях, целая и невредимая. Его губы движутся от моего виска к скуле. Я поднимаю лицо, надеясь встретить губами его губы, и не разочаровываюсь. На несколько мгновений весь внешний мир становится Финном — его губами, его дыханием, его руками. Потом я вырываюсь и утыкаюсь озябшим лицом в его шею. Дрожа, он обеими руками обнимает меня.

— Боже милостивый, ты окоченела вся.

— Со мной все в порядке, — заявляю я.

Городские часы на башне отбивают над нашими головами половину первого.

— Ты должна вернуться в монастырь. Что, если кто-нибудь тебя хватится?

— Некому. Моя соседка по комнате спит очень крепко.

— Такая стриженая, с веснушками? Которая дала тебе свой сидр, — вспоминает он, и я киваю, чувствуя себя до смешного счастливой от того, что он тоже украдкой наблюдал за мной.

— Она очень славная. — Я чуть-чуть отступаю, чтобы взглянуть на него. — А как Рори?

— В истерике. Я дал ей немного виски и сидел с ней, пока она не отключилась.

— С твоей стороны было очень благородно позаботиться о ней. — Это так похоже на Финна — взять под опеку того, кому плохо, даже если это рыдающая девчонка, с которой он едва знаком. — Знаешь, это ведь Рори во всем виновата, а вовсе не Саши. Рори потеряла контроль над своей магией.

Я рассказываю потрясенному Финну всю правду о Саши и Рори — о том, что они сестры и ведьмы.

— Саши теперь отправят в Харвуд, да? — спрашиваю я.

Финн кивает, в его карих глазах плещется печаль.

— Этого не избежать. Слишком много свидетелей. — Я знаю, он прав, но мое сердце все равно разбивается от этих слов. Финн переплетает свои пальцы с моими. — Как ты думаешь, ты сможешь снова рискнуть выбраться сюда ко мне? Не прямо завтра, а, например…

— Послезавтра? — предлагаю я.

— В воскресенье, — соглашается Финн. — Жаль, что так не скоро. Я… я люблю тебя, Кейт.

Звучание этих слов отзывается во мне чем-то похожим на всплеск магии. Я быстро дотрагиваюсь губами до его губ.

— А я — тебя. И не смей в этом сомневаться.

Эти полуночные свидания безумны и опасны для нас обоих. До послезавтра, кажется, целая вечность — особенно если учесть, что мне предстоит эта безумная поездка в Харвуд. Но, проскальзывая обратно в монастырь, я больше, чем когда-либо, склонна использовать свою магию для того, чтобы все изменить. Словно весь прошлый месяц по этим коридорам бродила бледная грустная тень Кейт, из которой теперь, благодаря поцелуям Финна и обещанию скорой встречи с сестрами, возникла я — настоящая.

Моя уверенность сохраняется до тех пор, пока я не обнаруживаю, что за мной наблюдает сестра Инесс. Это происходит в полутемной кухне, когда я нагибаюсь, чтобы разуться.

— Здравствуйте, мисс Кэхилл!

Она восседает у очага на высокой кухонной табуретке. Пепел в очаге светится бледно-оранжевым.

— Твоя соседка проснулась и обнаружила, что тебя нет. Она испугалась, что с тобой произошло нечто ужасное — например, ты стала жертвой похищения.

Я выдавливаю из себя смешок.

— Рилла читает слишком много романов. Я не могла заснуть и вышла в сад прогуляться.

— В полночь? В такую погоду? — Сестра Инесс зажигает свечу и ставит ее между нами на дубовый кухонный стол. — Я ведь не дурочка. Я видела, что ты была не одна.

Я замираю. Рассказала ли она об этом кому-нибудь? Следует ли мне стереть ее память? Но тогда мне придется заодно подправить и память Риллы, чтоб она не приставала к Инесс с неудобными вопросами. Мой мозг, кажется, вот-вот взорвется.

— Не надо совершать необдуманных действий. — Даже сейчас на Инесс ее черная униформа. Спит она в ней, что ли? Каштановая коса свисает почти до пояса; хотя сестре Инесс где-то около сорока, у нее почти нет седины, лишь у висков виднеется несколько серебряных прядей. — В мои намерения не входит причинить вред брату Беластре.

Чтобы повесить плащ на колышек у двери, мне приходится отвести от нее глаза. Я делаю это с такой же охотой, с какой повернулась бы спиной к ядовитой змее. Она постукивает по столу своими длинными худыми пальцами, и в свете свечи бликует серебряное кольцо, символ Сестричества.

— Как я понимаю, вы помирились? Он простил тебе твой побег? — Можно подумать, я сбежала от Финна по собственной воле. Тем не менее я коротко киваю. — И он знает, кто ты такая? Знает правду о Сестричестве? Учти, ему не поможет, если ты станешь мне врать, — резко добавляет она.

— Он никому не скажет. Он гораздо больше симпатизирует нам, чем Братству, — заверяю я ее. Я все еще стою у самой входной двери, прислонившись спиной к стене, оклеенной слегка закопченными веселенькими желтыми обоями.

— Это замечательно. — Инесс улыбается. — Брат Беластра — во всех отношениях умный молодой человек. Одному из членов Руководящего Совета, брату Денисову, нужен секретарь. Подав прошение, Беластра, полагаю, получит эту должность. Тогда он останется здесь, в Нью-Лондоне. Думаю, Сестричеству будет полезно обзавестись таким союзником.

Я слишком эгоистична, чтоб не почувствовать искушения, услышав эти слова. Сессия Национального Совета через несколько недель закончится, и тогда Финн и брат Ишида вернутся в Чатэм. Как знать, если все так и произойдет, суждено ли нам будет встретиться снова?

— И, конечно же, это соглашение должно остаться нашей тайной. Незачем посвящать в нее кого-то, кроме меня, тебя и Беластры. Даже Коре не следует об этом знать, — говорит сестра Инесс.

Я украдкой подбираюсь к ней поближе. Медные тазы на кирпичной стене позади плиты сияют в свете свечи.

— Но ведь у нее уже есть шпион в Национальном Совете, разве нет?

— Есть, — сжимает челюсти Инесс. — Но если мы с тобой станем работать вместе, это будет грозная сила. Кора не возражает против того, чтоб десятки девушек страдали и, возможно, даже гибли от рук Братьев. Она скажет тебе, что жертвы неизбежны, что должны пройти годы, прежде чем мы сможем разделить с Братьями власть. Заметь, даже тогда — всего лишь разделить. — Сестра Инесс словно выплевывает слова. — А если все пойдет по-моему, мы придем к власти через несколько месяцев. И тогда вы с мистером Беластрой сможете пожениться, вместо того чтоб тайком бегать на свидания.

Подавшись вперед, я упираюсь ладонями в стол. Сестра София оставила на нем предназначенный для завтрака хлеб.

— Я уже огласила свои намерения. Я не могу выйти замуж.

Инесс с другой стороны стола тоже подается вперед.

— Если уловки Сестричества больше не понадобятся, ты сможешь делать что тебе заблагорассудится.

Инесс играет на моих чувствах к Финну, дабы манипулировать мной. Я понимаю это, но мне все равно сложно противостоять соблазну. Да и, честно говоря, ее аргументы не лишены смысла. А после того, что мы видели сегодня вечером, борьба кажется более предпочтительной, чем осторожность сестры Коры.