Минетта открыла сумочку, чтобы показать яркие Лего и маленьких пластмассовых животных.

Когда малышка снова прислонилась к ней, Эмма удовлетворенно вздохнула. Даонаин не должен жить один, а она была так одинока.

— Ты можешь сделать что — нибудь для меня?

Минетта плюхнулась на толстый ковер и вывалила содержимое сумки.

— Она потрясающий строитель. — Бен сел рядом с Эммой. К ее ужасу, под его тяжестью подушки прогнулись, и она прижалась к его твердой, как камень, груди. Вместо того чтобы отойти, он протянул руку вдоль спинки дивана.

Она нахмурилась, глядя на него снизу вверх.

Он только улыбнулся.

— Я так понимаю, тебе надоело валяться в постели?

Каждый вдох приносил ей запах мужского пота и мускуса, слабые следы смолы от дерева, которое он рубил, чистый запах хозяйственного мыла… и легкий намек на его интерес.

Под его оценивающим взглядом она почувствовала себя маленькой и женственной. Глубоко внутри нее вспыхнуло возбуждение.

Нет. Нет. Нет. Она прочитала себе лекцию после того, как это случилось в последний раз. Никакого влечения. Собрание доказало, что ей нельзя доверять. Беду навлекло ее тщеславие. Никогда, никогда больше.

Она спрыгнула с дивана. «Слишком быстро», — осознала она, когда всем весом оперлась на свою травмированную ногу. Жгучая боль пронзила ее ногу, и она заскулила.

— Черт возьми, женщина.

Матерь благослови, как это было больно. Словно кто — то снова и снова вонзал в сросшиеся кости длинный меч. Со слезами на глазах она опустилась на пол, поддерживаемая сильными руками.

— Как глупо. — Ее голос прозвучал унизительно дрожащим.

— Ш — ш—ш. — Он притянул ее к своей большой груди и держал, пока жгучая боль не утихла.

С тихим вздохом она прислонилась к нему.

— Все в порядке, Минетта, — тихо сказал он. — Эмма повредила ногу. Слишком быстрые движения причиняют ей боль.

О, нет. Она напугала детеныша. Она сморгнула слезы и увидела, что детеныш изучает ее, слегка нахмурив брови. Когда Эмма выдавила из себя улыбку, Минетта придвинула свои игрушки поближе и устроилась на коврике рядом с диваном.

— Ну вот, теперь ты беспокоишь нас обоих. — Обхватив ее щеку одной рукой, Бен большим пальцем стер влагу с ее кожи. — Тебе не нужно убегать от меня, Эмма. Неужели я настолько неприятный? Страшный?

Она задела его чувства. О, Моя богиня, она никогда не хотела, чтобы он чувствовал себя плохим.

— Нет. Нет. Но я не… я не занимаюсь всеми этими межполовыми делами. Вообще. Если бы у Даонаинов были монахини, она бы ушла в монастырь. Но оборотни не соблюдали целибат — скорее наоборот. Раз в месяц у женщин — оборотней начиналась течка, и с каждым полнолунием Даонаины собирались вместе и спаривались, что обеспечивало их выживание.

— Немного сложно избегать отношений между мужчиной и женщиной, не так ли? Веселье вернулось в его чарующий голос. У него был не только грубый, глубокий бас, характерный для самцов — оборотней, но и яркие нотки смеха, звучавшие в нем, были подобны лунному свету на темном озере.

— Ну… — Что она могла сказать?

Не дожидаясь ее ответа, он провел костяшками пальцев по ее щеке, и на этот раз его прикосновение было не для утешения.

Долгая, медленная ласка заставила желание закипеть в ее венах и потрясла ее давно забытым ощущением мужских рук на собственном теле. Но большего, чем это, не должно быть. Ее губы сжались.

— Избежать этого трудно, но не невозможно. Спячка помогает.

— Зимняя спячка? — Его напряженные глаза приобрели насыщенный оттенок горной синей птицы. — Ты не дергаешь меня за хвост? Ты не посещаешь Собрания? Как долго ты пробыла в лесу одна?

Она отвечала на его вопросы один за другим.

— Да, не тяну. Не посещаю. И это не твое дело. — Все же он был прав. Слишком скоро ей придется подумать о том, что она будет делать в следующее полнолуние.

— Но, — он явно заставил себя остановиться, — все в порядке. — Через секунду он покачал головой. — Со мной ты в безопасности, медвежонок. У меня нет никакого интереса ни к спариванию, ни к поиску спутницы жизни. — Подобно тому, как горный ветер обнажает гранит под снегом, она наблюдала, как напряглась его челюсть. — Мне нравятся прикосновения, но я спариваюсь только потому, что это необходимо.

Почему разочарование смешалось с облегчением?

— Я думала, все самцы хотят спариваться. Почему ты нет?

— Думаю, мои причины тебя не касаются, дорогая. — Легкая улыбка смягчила язвительность этих слов.

— Полагаю, это справедливо.

— Так и есть. — Он положил теплые пальцы ей на плечо.

Почему он продолжает прикасаться к ней? Гладить ее кожу? От чувственного удовольствия по ее телу пробежали мурашки.

— Мы с Минеттой заехали за тобой, — сказал он. — Мы идем в таверну «Дикая Охота», чтобы присоединиться к Райдеру. Ты готова выйти из дома?

— Неужели? — Она подпрыгнула от восторга и поморщилась, когда от этого движения у нее задрожала нога. — Ай.

Она простила ему его громкий смех, потому что он, по крайней мере, не назвал ее идиоткой. И если он сказал правду о том, что не хочет спариваться — а она не услышала лжи в его голосе — она могла бы остаться еще на некоторое время.

Он возьмет ее с собой в «Дикую Охоту». Судя по тому, что сказал Бен, таверна была источником жизни на этой территории.

Только… там будут люди. От беспокойства у нее по спине пробежали холодные пальцы. После трех лет затворничества, мысль о том, что она окажется в целом баре, заполненном людьми, пугала ее.

Она вздернула подбородок. Она справится. Она сможет.

Она больше не была изгнана. Они не знали ее истории. И пришло время перестать прятаться в пещере.

— Пойдем.

***

В таверне «Дикая Охота» тепло от потрескивающего камина медленно расслабляло напряженные мышцы Райдера. Кожаный диван был удобен, особенно его ногам в ботинках, стоящим на видавшем виды кофейном столике. Пена щекотала его губы, когда он наслаждался солодовым «Гиннесом». Его спина и плечи болели от разгрузки вещей в начале этой недели и перестановки в магазине позади дома сегодня.

Распаковывать вещи было чертовски приятно. Черт, как же ему не хватало ощущения покоя. Тоска по настоящему дому. Тоска по Бену. И теперь части его жизни, разбросанные много лет назад, вставали на свои места, как хорошо подобранный кусок головоломки.

Он не скучал ни по Женевьеве, ни по Фаруэю. Из — за того, что она с радостью провоцировала мужчин — включая его — на драку, он никогда не чувствовал себя как дома в том сообществе оборотней.

Если бы его одержимость