Однако была и другая вероятность, хотя и небольшая: Граф искренне желает спасти Саймона от виселицы. Но как пуговица может помочь мальчику? И если от нее и впрямь что-то зависит, почему же сам мальчик не упомянул о ней? И почему Граф решил передать ему улику столь секретным путем?

Ответ на последний вопрос не заставил себя долго ждать. Если Саймон нашел вещь, доказывающую, что к ограблению причастен некий дворянин, она бы не спасла ребенка. Ни один английский судья не поверил бы подобной истории. Все сочли бы, что Саймон украл пуговицу или нашел ее в канаве. Кто станет жалеть уличного оборванца, посмевшего обвинять своих благодетелей? Однако если улику обнаружит состоятельный джентльмен, всеми уважаемый член общины… тогда это будет уже не столь неравный бой.

Он с неохотой признал: какую бы игру ни вел Граф, он — Эзра Меламед — уже вовлечен в нее. Нетрудно выяснить, принадлежит ли находка кому-либо из прислуги лорда Гренвилла — для этого нужно лишь нанести визит пуговичному мастеру, чей оттиск значится на обратной стороне пуговицы. Он займется этим завтра. Сегодня же его ждут другие дела: хоть он и надеялся, что мистер Лион держится стойко, но сердце подсказывало ему, что тот нуждается в словах ободрения. Поэтому мистер Меламед завернул пуговицу в платок, положил его в ящик стола и пошел за шляпой.

Перл, горничная Лионов, открыла гостю дверь. Мистер Меламед хотел заговорить с ней, но в этот миг раздался жалобный детский вопль. Дверь в гостиную распахнулась, оттуда стрелой вылетел маленький мальчик в ночной сорочке и домашних туфлях — и с плачем побежал вверх по лестнице.

— Джошуа! Немедленно в кровать! — закричала юная леди, что гналась за ним по лестнице. (Читатель, мне неловко признаваться тебе, но то была я.) — Если ты хоть раз еще проберешься в гостиную и подслушаешь чужой разговор — я снова тебя отшлепаю!

Сквозь открытую дверь до мистера Меламеда доносились женские рыдания. Он уже подумал было, не отложить ли визит на следующий день, когда из комнаты вышел мистер Лион и окликнул дочь:

— Прошу тебя, Ребекка, не надо никого шлепать. Джошуа, послушай сестру и ложись спать.

Мистер Лион повернулся, направляясь обратно в комнату, и увидел в передней гостя.

— Мистер Меламед! Вы так добры, что приехали нас проведать! Перл, пожалуйста, принеси чаю в гостиную.

Перл сделала реверанс и удалилась. Мистер Меламед прошел за мистером Лионом в гостиную. Увидев плачущую Розу Лион и бледную Ханну, мистер Меламед понял, что они уже знают обо всем.

— Я пытался умолчать о случившемся, мистер Меламед, пытался что есть сил. Младшие дети ни о чем не знают. Но я не сумел долго скрывать такую тяжкую тайну от моей любимой жены, Ханны и Ребекки. Они слишком хорошо меня знают. Когда они стали обсуждать свадьбу, я не смог сдержать слез. Конечно, они поняли, что произошло нечто ужасное.

— Вы принесли нам какие-то вести, мистер Меламед? — всхлипывая, проговорила миссис Лион. — Хоть жалкую кроху, что-нибудь, что может поддержать нас в этот тяжелый час?

В комнату вернулась Ребекка и села рядом с Ханной. Ее младшие сестренки уже крепко спали наверху, и она надеялась, что Джошуа последует их похвальному примеру, так как хотела послушать гостя.

— Прежде всего пусть мистер Меламед сядет, моя дорогая, — сказал мистер Лион жене.

Мистер Меламед сел и поглядел на маленький круг застывших в ожидании лиц. Он не знал, что сказать. Но, всматриваясь в их глаза, он вдруг осознал, что миссис Лион права. Он был обязан дать им что-нибудь, хотя бы призрак надежды, и поэтому сказал:

— Я намерен написать письмо Аврааму Голдшмиду.

— Финансисту? — спросил мистер Лион.

— Да. Не буду называть имен, поскольку, как я уже говорил, чрезвычайно важно, чтобы слухи о вашем бедственном положении не достигли ваших деловых партнеров. Я сообщу мистеру Голдшмиду, что некий торговец нуждается в беспроцентной ссуде, чтобы поправить свои дела. Уверен, что мы с ним сумеем договориться. А вы, мистер Лион, должны сказать мне, о какой сумме пойдет речь и сколько времени вам понадобится, чтобы расплатиться.

— Я займусь этим сегодня же.

— Что касается свадьбы вашей дочери и Дэвида Голдсмита, я убежден, что все можно уладить. Я знаю человека, который будет только рад исполнить мицву[6], взяв на себя все свадебные расходы. А комнаты на Бери-стрит — молодые могут жить там столько, сколько пожелают. Мы будем вести учет расходам, и вы расплатитесь со мной, когда сможете.

— Мистер Меламед, вы слишком добры! — воскликнула миссис Лион, вытирая глаза платком. — Вы словно ангел, посланный нам с небес. Ханна, дорогая, ведь правда он — истинный ангел?

Ханна ничего не ответила. Она с такой силой стиснула носовой платок, что пальцы ее побелели. Но еще белее было ее обращенное к полу лицо: казалось, в нем не осталось и кровинки. Иной мог бы подумать, что Ханна не в силах говорить, ибо ее переполняют благодарность и облегчение, но Ребекка подозревала, что ее сестра молчит по другой, куда более тревожной причине.

Всеобщее внимание от Ханны отвлекла Перл: постучавшись, она внесла в гостиную поднос с чаем. Маленькая компания сидела молча, пока горничная обносила всех чашками и пирожными.

— Вы свободны, Перл, — сказала миссис Лион.

— Да, мэм. — Перл сделала реверанс. Прежде чем выйти из комнаты, она бросила прощальный взгляд на Ханну, отказавшуюся от чая и пирожных.

Когда дверь вновь закрылась за Перл, мистер Лион обратился к мистеру Меламеду:

— Но что же вор? Вы продвинулись в его поисках?

— Лишь немного, но я по-прежнему уверен, что найду его. У меня есть основания полагать, что преступление совершили двое.

— Двое? — удивленно переспросил мистер Лион.

— Мужчина и ребенок.

— Я так и знала!

Мистер Меламед, который как раз помешивал чай, вздрогнул от неожиданности. Он не думал, что эта подробность вызовет столь бурный резонанс. Он поднял глаза, желая понять, кому принадлежал возглас.

— Именно так я и говорила, мистер Лион. Ведь говорила я вашему отцу, девочки?

— Миссис Лион, пожалуйста, дайте мистеру Меламеду закончить, — вмешался мистер Лион прежде, чем его дочери успели промолвить хоть слово.

— Боюсь, я не понимаю вас, — сказал мистер Меламед. — Вам стало известно что-то, о чем мне следует знать?

— Нет, — твердо ответил мистер Лион. — Моя жена считает, Что она знает, кто вор, но это не более чем плод ее воображения.

— Дружба между мистером Оппенгеймом и твоим мальчиком-посыльным — не плод моего воображения, — возразила миссис Лион. — Ты сам говорил, что когда мистер Оппенгейм уехал в Манчестер, мальчик был сам не свой.