– У твоей девушки подруги, случайно, нет?

– Спрошу, – улыбнулся я.

У дверей станции Боря спросил:

– Может, повидаемся как-нибудь, ты, я и Женька, а?

– Посмотрим…

Он сник. Мы постояли.

– Ну, созвонимся, – фальшиво-ободрительно сказал я, пожимая на прощание его руку.

Передо мной две серые железные двери. Две кнопки с лампочками-глазками. За дверями что-то шумит и двигается вверх-вниз. Лифты. Я устал, хочу быстрее домой, нажимаю сразу на обе кнопки и безразлично жду. За дверями мощно работают механизмы. «Который быстрее?..» – гадаю я. За дверью справа что-то оседает и останавливается, две ее створки разъезжаются. Я захожу в освещенную ровным холодным светом кабину и жму на кнопку 10. Створки сдвигаются. Сбоку слышно пыхтение отстающего соперника из соседней шахты. «Поздно, парень!..» Лечу вверх. Снизу еле доносится и постепенно гаснет звук открывающейся дверцы проигравшего. Если бы я ждал его, то только сейчас бы зашел, а на этом я почти доехал.

Утром, заперев дверь, спешу на лестничную площадку, опаздываю на работу. Передо мной две створки справа, готовые раздвинуться по первому желанию, и одна, неуклюже отползающая вбок, слева. Справа находится проверенный и надежный лифт стандартного размера, сошедший с конвейера крупного завода. Слева – облезлый, необычно маленький, похожий на гробик, лифт, склепанный на заштатной фабрике. Правый – профи, левый – салага. Почему-то Лена всегда предпочитала его.

Мне же нравился правый. Если его вызвать, сначала раздастся предупредительный шум, похожий на вежливое покашливание лакея, затем двери изящно раздвинутся, пассажир зайдет, двери неслышно замкнутся, и вошедшего моментально вознесут ввысь или услужливо доставят на первый этаж. С левым лифтом иначе: он медлит и как будто спотыкается. Нажмешь на кнопку – мыкаешься в ожидании, потом раздастся гул, лязг, и только после продолжительного «бумканья» дверь отъедет в сторону. Вскочишь в «гробик», тычешь во все кнопки, путая свой этаж с соседним, и, чертыхаясь, ждешь, пока твоя команда дойдет по артериям-проводам до мозга машины, она закроет дверь и поползет, наконец, в желаемом направлении. В процессе подъема кабинка как-то перекосится, и дверь начнет отъезжать уже безо всякого повода, пугая этим непривычных пассажиров.

Лена испытывала к этому бедолаге какую-то жалость. Странное материнское чувство к машине, которую все презирают. Она любила левый лифт за его туповатость. Ей нравилось целоваться со мной именно в нём.

Я же, поняв непрактичность левого лифта, стал пользоваться услугами исключительно правого. Я был не одинок, соседи, встречавшиеся мне в подъезде, тоже всегда ездили на правом. Только какой-нибудь выпивоха или наркоман, забредший в подъезд кольнуться, жал на левую кнопку. Но уже через считанные минуты проклинал на чем свет стоит медлительность машины.

Однажды дождливым осенним вечером я вбежал в подъезд. Устал за день, намок под дождем и, наверное, поэтому нажал обе кнопки вызова. Справа послышался ровный шум приближающейся кабины, а слева отодвинулась дверь. Там была Лена. Она опять целовалась. Только не со мной. С другим парнем. Но место выбрала прежнее…

Я потоптался. Капля стекла по волосам за шиворот.

Всю ночь я бродил по городу, а наутро Лены дома уже не было. На прощание она что-то черкнула про необходимость разобраться в своих чувствах. Я окончательно возненавидел левый лифт.

* * *

Заранее отпраздновав Новый год в офисе, я возвращался домой пьяный. Нажал по старой памяти обе кнопки. Хотелось чаю и спать. Слева отъехала дверца, справа же шум приближался, но кабина все еще не была подана. Эх, окажу милость юродивому! Да и вообще пора покончить с комплексами: ну видел я в нём целующуюся подружку, но ведь не всю жизнь теперь бояться! Я ступил в открытую дверь. «Гробик» заискивающе просел и вовсе позабыл закрыть дверцу на радостях. В этот момент подлетел его запоздавший сосед и, запыхавшись, открылся. Я, было подумал перейти в него, но не перешел. Тут «гробик» опомнился, дверь проскрежетала, и мы поплелись вверх.

Я обвёл кабинку мутным взглядом. И что Лена в нём нашла? Стенки серые в пупырышках, под плафоном лампы застряли какие-то мушки. Объявление о правилах поведения в лифте было наполовину подпалено зажигалкой. «Детям до пяти категорически запрещается…» – прочитал я. Дверца открылась.

Вслед за запретом детям до пяти шла черная полоска обугленной бумаги, а еще дальше черно-жёлтые вздувшиеся пупырышки стенки. Я провел по ним пальцем, они были как воспаленные ожоги.

– Что же запрещается детям до пяти? Да еще категорически, – усмехнулся я. Ответа не было. С улицы доносились хлопки фейерверков.

– Что же это за дети такие, «до пяти»? – Я стоял в открытой двери перед пустой лестничной площадкой.

Войдя в квартиру, я не поставил чайник. Взял тряпку, пошатываясь, пошёл к маленькому лифту и стёр тряпочкой копоть со стенки, соскреб остатки объявления и вернул пупырышкам их здоровый серый цвет.

На следующее утро меня мутило – пить я не мастак. А надо было закончить кое-какие дела в офисе. Заставив себя одеться, я поплёлся к лифтам. Глазки обеих кнопок горели красным светом. Из шахт доносился бодрый гул. Я стал ждать. Вдруг слева послышалось скрипение, и дверь отодвинулась. В кабинке стояла старушка в бигуди. Она недовольно прошамкала:

– Странно, я ехала на первый за газетой… Вам вниз?

Я кивнул и зашёл. Мы спускались молча, я с новым интересом разглядывал серые стенки в пупырышках. Вечером для пробы нажал на обе кнопки. Левый подлетел первым и радостно, как щенок, бросающий к ногам хозяина палку, разинул свою единственную створку. И хоть сразу вслед за ним открылся правый, я всё равно вошел в левый. Нажал на кнопку 10, встал поудобнее и весь отдался обаянию неторопливого подъема. Что-то во мне пробудилось. Я, кажется, понял, что имела в виду Лена, когда говорила, что ей нравится этот лифт. В нём было что-то человечное. Он не был совершенной машиной, он мог допускать ошибки, не всегда приходить первым, но у него была душа. И вся эта медлительность тоже обладала обаянием и пользой. Пока ждешь, пока едешь, как бы выходишь за скобки привычной жизни, успеваешь подумать о чем-то, что-то осознать. Я решил больше ни при каких обстоятельствах не поддаваться спешке и стал ездить только на левом лифте. Вдруг обнаружилось, что вопреки моему первому впечатлению другие жильцы нет-нет да и прокатятся на этом увальне. Возможно, потому, что правый лифт часто бывает занят, а может, и просто так, для разнообразия, что ли, а может, и ради удовольствия. Некоторые даже увидели определенный шарм в нестандартно маленьком размере «гробика», а одностворчатая дверь и вовсе стала восприниматься как «изюминка». Один застенчивый жилец, пожелавший остаться неизвестным, даже смазал её полозья, и она перестала скрипеть. А солидная дама с третьего этажа, работающая в библиотеке, заявила, что уютный теплый свет в «малютке» не идет ни в какое сравнение с резкими лампами правого лифта, напоминающими ей роддом.