– Уйди с дороги, мальчишка… – Зашипел Дерек. – А лучше сделай что-нибудь!

– Что?

– Спой!

В этот миг Гринера посетила шальная, абсурдная мысль, что на том самом Состязании бардов, которое Талли так расхваливал, состоялось куда как меньше выступлений вокального жанра, тогда как в этом страшном доме прозвучали уже две песни, а сейчас, судя по всему, будет исполнена и третья. И – удивительная, безумная ночь! – он глубоко вздохнул, набрал в грудь воздуха, развернулся к горе плоти, что восседала на кресле-троне и начал:

– Ой, а в поле – во лесочке, росли два колосочка, ой, да налитые, ой, да золотые-е-й – ух! – Гринер так залихватски ухнул в конце, что сам удивился. – Ой, пойду их собирати, колотить, колотить до вечерней, до зори!

Песню эту он слышал, когда жил в замке – ее пели крестьяне, возвращавшиеся то ли с покоса, то ли с пахоты – да и не важно. Юноша, попав под власть народного, удалого и протяжного напева, по-молодецки притопнул и запел еще громче, с изумлением замечая, что голос его, отражавшийся от стен, не становится глуше – наоборот, он набирал силу, становился звонче.

– Будет колос наливаться, будет песня распеваться, песня звонкая, развеселая!

Заплывшие жиром глазки огромной женщины запылали гневом; она затрясла подбородками и в ярости стала осматривать залу в поисках наглеца, посмевшего прервать ее трапезу – но никого не видела, только песня лилась, будто из ниоткуда. Гринер, ободренный успехом, разошелся не на шутку: пристукивая каблуками, он протанцевал сначала вправо, потом влево, и каждый куплет заканчивал громким уханьем.

Дерек, прятавшийся в тени у стены, мельком глянул на скакавшего по зале парня и покачал головой; потом вернулся к насущной проблеме, которая кулем висела у него на руках и едва слышно стонала.

– Тей… Ну Тей… очнись. Приди в себя, а то нас слопают – меня вторым блюдом, а тебя на закуску… А когда наша защита кончится, то и ученичка твоего проглотят, не поморщатся. Чтоб тебе пусто было, Серая, что ты раскисла, как городская барышня?!

– С-с-сам ты барышня, – Едва слышно ответила Тео, и лицо Дерека засветилось от облегчения. – У меня желудок будто наизнанку выворачивают… А бабку ту с пирожками я самолично засуну в печь и…

– Потом, потом, сначала разберись вот с этим…, то есть с этой. – Дерек поднял на ноги Тео и развернул ее лицом к середине зала, дабы она могла «насладиться» картиной в целом.

Мужчина, лежавший на блюде, прекратил дергаться и приподнял голову, осматривая вслед за хозяйкой залу; он явно не меньше нее желал поскорее найти нарушителя спокойствия. Но пляшущий Гринер находился под двойной защитой крови магов, его безопасности пока угрожал разве что пот от усердных прыжков и коленец, который мог бы смыть со лба кровь и лишить его таким образом защиты. Он был для великанши и ее «деликатеса» невидим; а вот пара магов…

– Вот они!

Визг мужчины на блюде пронзил воздух, огромная студенистая туша вздрогнула и пошла волнами удовлетворения – причина беспокойства была обнаружена. Губы чмокнули, пальцы протянулись вперед… Дерек, морщась и скрипя зубами, упал на колени – волна противоестественного удовольствия прошлась по его телу.

– Вот извращенка, – застонал он, – Тей, врежь ей, стерве, чтобы пятнами пошла… Врежь, пока я тут не скончался… во всех смыслах…

Магичка, чуть пошатываясь, глянула на друга, валявшегося на полу.

– Дер, у этой шутки во-о-от такая борода… Но я врежу.

Гринер, раскрасневшийся от танца, наконец вспомнил, что, помимо его героического выступления; происходит кое что ещё, и остановился, усталые ноги отказывались держать его, и ему пришлось с размаху плюхнуться на задницу. Он тяжело дышал.

«Сейчас моя наставница выйдет, и… все будет хорошо», – подумал он.

Тео действительно вышла. Стала перед огромной женщиной, морщась и держась за живот. Лицо у нее было того нежно-зеленого оттенка утренней дымки, что ранней весной видится меж листвы. Или у людей, которых сейчас стошнит.

– Ты, мразь, – Начала магичка и запнулась. – Мразь… Вот демон. Дер, меня сейчас стошнит…

И через секунду, скорчившись, рухнула на четвереньки, избавляясь от несвежих пирожков добродушной старушки.

Гринер подумал, что, умри он сейчас – жалеть ему будет не о чем. Хотя бы потому, что жизнь была безвозвратно испорчена, а вера в добро и справедливость подорвана так основательно, что уже все равно – подыхать или продолжать жить. Таким бесславным концом можно было бы огорчить даже Создателя, который, как известно, пребывает в вечной и нерушимой благости там, в Запределе.

Великанша затряслась в приступе смеха, ее тело колыхалось, толстым пальцем она указывала на магичку и громоподобно хохотала, самозабвенно пуская пузыри восторга.

Тео вытерла губы, поднялась сначала на одно колено, потом встала на ноги и облегченно улыбнулась.

– Вот теперь порядок. Старая ведьма еще поплатится за свои проклятущие пирожки, а тебе, мразь, я сейчас врежу.

Тео развела руки в стороны, выгибаясь вперед, и загудела на одной, низкой ноте. Смех великанши тут же оборвался, и тень беспокойства промелькнула на ее мучном лице. Она попыталась приподняться в кресле, но собственное тело не слушалось ее; глаза заметались, будто в поисках выхода. Тео пошла вперед, по направлению к мерзкой твари, сводя руки вместе, медленно и неотвратимо. Огромная женщина зажмурилась в непритворном страхе и завизжала.

Сверлящий звук проникал, казалось, в самые дальние уголки мозга – Гринер скрючился, зажимая уши ладонями, и желал только одного – чтобы толстая дама замолчала. А Тео все шла, размеренно впечатывая шаг в влажные камни пола, не отрывая взгляда от вьяллы, что на древнем языке означает «жрущая», и глаза магички сверкали, предрекая скорую гибель твари. Великанша затряслась сильнее – глаза ее выкатились из орбит, рот округлился, пальцы шарили по телу, сминая плоть складками. Она сжималась, оседая на кресле, булькая и теряя форму. Сила мага, женщины-мага давила на тварь, не давала ей ни малейшего шанса на спасение – крик постепенно стихал, и Гринер уже мог наблюдать с омерзением, как туша, на глазах превращавшаяся просто в груду плоти, свешивается с кресла на пол, бледнея с каждой секундой.

– А-а-агрх… – Последние жалкие всхлипы вылетели изо рта, розовевшего в центре белой массы. Последним усилием она собралась в комок и с жутковатым плеском обрушилась на голого мужчину в центре блюда, погребая его под собой.

Тео остановилась, устало моргая. Гудеть она перестала.

– Дер… – Сипло позвала она. – Ползи сюда, надо ее связать заклинанием.

– Уже ползу, спасительница моя. – Послышалось от стены, и действительно, из тени, шатаясь, как пьяный, вышел Дерек.

– Даже ночь в борделе «Тридцать три удовольствия», помноженная на оргию Синих Дамочек, не сравнится с… этим. – Нашел в себе силы пошутить маг. – Однако я, пожалуй, откажусь от дальнейших экспериментов…

Тео повернулась к нему и улыбнулась.

Лучше бы она не отвлекалась.

Только Гринер успел увидеть, как обнаженный мужчина поднялся с блюда и диким, безумным взглядом оглядел комнату. Увидеть-то Гринер увидел, да сделать ничего не успел – «десерт» вьяллы, взвизгнув, одним большим прыжком соскочил со стола и кинулся к противоположной стене залы.

Реакция магов была молниеносной, но они, всё-таки, не успели. Две