Я посмотрел вниз и увидел вольер с белым волком, который циркулировал по диагонали туда-сюда. В этот момент меня накрыло чудовищным воздействием этого неведомого мне препарата, который вывел меня из строя надолго. Мне пришлось позвонить моим друзьям в Москву. Приехал Володя Овчаренко, который, как мне потом рассказали, даже расплакался после встречи со мной, настолько в чудовищном состоянии я находился. Эрик Багдасарян, мой друг, приехал. В результате общими усилиями меня отвезли в больницу Воробьева, где меня стали серьезно лечить.

Всё это произошло за три дня до первого намеченного показа нашего фильма, который должен был состояться в Белграде. Этот показ так и не состоялся. Вместо этого состоялась всякая чудовищная фигня. Пришлось долго лечиться, в результате всё-таки я добрался до Родины, пешком перешел первый раз в жизни границу России, в чем было что-то символическое. Я перешел границу между Евросоюзом и Россией по мосту между Нарвой и Ивангородом. Две крепости там друг напротив друга. Одна рыцарская – Ливонский орден, другая русская, сливающаяся с тонами неба и ландшафта. Подошел к мужичкам, которые курили возле какого-то сельпо, спросил: не подбросите ли до Питера? Уже через два часа я был в Питере. Мне казалось радостным чудом, что я на Родине, что я живой вернулся, потому что в какой-то момент, когда я стоял на балкончике клиники Воробьева в Белграде, я уже не чаял увидеть родную землю, добраться до дома. За то, что это всё-таки произошло, я несказанно благодарен Богу, судьбе и своим друзьям.

Глава сорок вторая

Город голых. Философские сады любви

Рассказ пойдет о невероятном месте, куда забросила нас головокружительная и наполненная приключениями история съемок фильма «Звук Солнца». Это место на юге Франции – мыс Агд. Подзорная труба, обращенная в относительно недавнее прошлое, куда я сейчас заглядываю, показывает мне меня самого и Наташу. Мы сидим совершенно голые за столиком кафе под трепещущим на приморском ветру деревом, и вокруг нас струятся бесконечные потоки абсолютно обнаженных людей. Самое поразительное во всём этом, что лица этих людей совершенно серьезны, никто не улыбается, никто не смеется. Что-то невероятно тяжелое и мрачное пропитывает эти разнообразные лица. Их нагота не то чтобы их не радует, но она воспринимается как некое чрезвычайно торжественное, отчасти даже угрюмое, хотя в то же время и восхищающее душу состояние. Отъявленная странность присуща этому всему в сочетании с грандиозной утопической архитектурой: постройки имеют вид гигантских бетонных колец, внутри которых соты, состоящие из балкончиков.

Этот курорт – нудистский рай – возник как детище 60–70-х годов, детище сексуальной революции и восторгов эпохи хиппизма. Однако за прошедшее время все реалии, связанные с существованием подобного курорта, изменились настолько, что обросли противоположными знаками. Во-первых, этот курорт стал дорогим, а следовательно, никакой резвящейся и счастливой молодежи и никаких детей-цветов там больше обнаружить невозможно. В основном там обитают серьезные, отягощенные прожитыми годами люди, которые напряженно ищут особой формы отдыха.

Когда мы приехали туда в 2013 году в первый раз, всё это показалось нам настолько депрессивным, что первой нашей реакцией стало отчаяние. Мы походили по курорту, посмотрели на голых людей, сидящих в кафе, на пляжах тусующихся, танцующих в клубах. Это произвело настолько зубодробительное, тяжелейшее впечатление, что мы хотели немедленно уехать. Но мы не могли этого сделать, нас останавливал наш долг перед фильмом. Долг, который мы сами изобрели, сценарий, который мы сами придумали, сюжет и философские задачи, которые кристаллизовались в наших мозгах в процессе съемок, – всё это заставляло нас там остаться.

Мы ощутили там вначале неимоверную горечь разочарования. Ведь мы уже успели себе нафантазировать нечто совершенно прекрасное, мы вообразили оазис свободы и праздничности, где обнаженные люди беспечно проводят время на море, избавившись от каких-то тягостных и мрачных оков вместе с одеждой. Такие бухточки и пляжики мы прекрасно знаем по Крыму, но ничего подобного в Агде даже близко не было. Европейские курорты этого типа стали фирменной фишкой таких мизантропических авторов, как Мишель Уэльбек. Всё это разочарование, вся эта тягостность! Это не могло стать нашей темой и совершенно не интересовало нас. При этом съемки в Агде проходили довольно продуктивно. Это был необычный опыт. При выходе из дома надо было обязательно снять трусы, потому что человек в трусах немедленно мог подвергнуться репрессиям: подходили служители порядка и указывали, что нарушаются правила. Можно было носить рубашку, можно было носить обувь и головной убор, но рубашка обязательно должна быть расстегнутой или хотя бы короткой, во всяком случае, надо обнажить гениталии – это главное. Это очень интересный опыт, когда ты тусуешься в голом виде всё время и при этом еще занимаешься съемками фильма. Снимать других голых было нельзя, это запрещено. Мы этого и не делали, они там так выглядели, что мы сразу поняли: они нам не подходят. Мы сразу же решили, что снимем какие-то конкретные эпизоды с обнаженными персонажами уже в Крыму, что потом и было сделано, а в Агде мы снимали друг друга и утопистскую архитектуру. Тем не менее очень продуктивно и мощно снимали. Это вспоминается как отдельный трип: жара, море, бесконечные благовония, которыми пропитывалась наша небольшая комнатка.

Сейчас, когда я смотрю кадры, снятые там, эта атмосфера передается как аура сна во плоти. Галлюцинация, явленная в физической реальности. Текст про творчество моего папы Виктора Пивоварова (который я тоже в данном случае предъявляю вниманию любезных читателей) был написан на балкончике в этом гигантском бетонном кольце – или же я писал его в кафе, сидя голый за столиком в соломенной шляпе. Итак, кроме съемок фильма, передо мной была поставлена еще одна важная задача: написать большой текст о папином творчестве для двухтомника, который готовился в тот момент к изданию. Так что я писал текст под названием «Философские сады любви». При этом я и находился в философских садах любви. Именно так это место было задумано. И философский аспект в Агде действительно доминировал. Возникало множество мыслей о бренности бытия, в воздухе носилось множество иногда даже раздражающих философских коннотаций. Особенно это проявлялось вечером, когда какие-то пожилые женщины в серебряных сапогах, доходящих до бедер, но при этом без трусов, проходили мимо нашего балкончика. Или онанисты, которые в других местах шарятся в кустах, дрочат свои отростки, здесь обходились без кустов, кусты им уже были не нужны. Ты сидишь со своей подругой, пьешь чай, а прямо напротив останавливается человек и недвусмысленно начинает мастурбировать, а ты стараешься вежливо