— Мы не можем позволить ей договариваться о каком-то мире, — процедил де Баас. — Она сделала свое дело и должна уйти в сторону. Либо исчезнуть.

— Она потребует, чтобы я передал приказ в письменном виде, — задумчиво произнес д'Ожерон. — Эта бумага свяжет меня по рукам и ногам.

— Не беспокойтесь, месье Бертран. Мой человек позаботится, чтобы от этого приказа не осталось даже пепла…

— Догадываюсь, о чем они там базарят, — тихонечко хмыкнула Галка, когда Влад любезно проводил ее до штормтрапа.

— Я боюсь, что мой шеф начнет оригинальничать, — в тон ей ответил Влад. — Но на этот случай сигнализация прежняя. Если все по плану — я в темном камзоле. Если нет — в светлом… И… как там мои?

— В порядке. — Галка улыбнулась. — Исабель тебе привет передавала. Да, кстати, когда начнется, ты тихо намекни шефу, чтобы он непременно взял тебя с собой. Иначе я даже разговаривать с ним не стану.

— Сам догадается. — Влад подал ей руку, чтобы «сестре» было удобнее перелезать через фальшборт. — Ну, с Богом.

— С Богом, — эхом отозвалась Галка.

Дальнейшее было понятно без лишних комментариев: ей наверняка прикажут атаковать город. Ведь к мирному варианту она присовокупила заранее невыполнимое условие: изгнание Вест-Индской компании. Да и не заинтересованы господа губернаторы в мире. Ведь для фирмы с «крышей» в Версале это означает окончательное разорение.[74]Они уже стояли на грани банкротства, когда им на голову свалился такой шикарный приз — Сен-Доменг. И если бы мадам вице-губернатор не совала палки в колеса, так вообще можно было бы жить припеваючи. Правда, недолго. Если бы колонисты не нашли поддержки со стороны пиратского флота, они бы начали покидать Сен-Доменг,[75]ослабляя позиции Франции в Мэйне. И компании так или иначе пришел бы конец. Но то ли директора этого не понимали, то ли надеялись удержать колонистов, чуть ли не цепями приковав их к этой земле…

«Завтра все решится: жить или умереть».

16

Рассвет четырнадцатого февраля эскадра встретила лежа в дрейфе в виду Сен-Доменга. Ветер всю обратную дорогу был попутным, но начинать войну с такой сильной крепостью ночью не решился бы ни один более-менее стоящий флотоводец того времени. Не стала «выпендриваться» и Галка, приказав дожидаться восхода солнца. А с восходом стало ясно, что опасения господ губернаторов оправдались на двести процентов.

Первые солнечные лучи осветили флаг, плескавшийся над фортом…

— Черт побери, что это за флаг? — оторопело спросил де Баас, протирая кружевной манжетой окуляр подзорной трубы: на миг ему подумалось, что изменило зрение. Он так и остался на борту «Экюеля» — побоялся сюрпризов, которые теоретически могла преподнести пиратка.

— Три вертикальные полосы — черная у древка, белая посредине, красная. — Д'Ожерон же был на удивление спокоен. — Боюсь, сударь, мы с вами влипли в крайне неприятную историю.

— Боюсь, что это ненадолго, — зло процедил де Баас. — Пишите приказ и отправляйте его мадам Спарроу.

Д'Ожерон как-то странно на него посмотрел, но смолчал. Он достаточно хорошо знал Галку, чтобы понимать: без ее участия тут явно не обошлось. Эта дама так не любит Вест-Индскую компанию? Бог с ней, с компанией. Можно было бы прожить и без нее. Но незнакомый флаг означал что угодно, только не верноподданнические чувства колонистов по отношению к королю Франции. Доигрались, называется…

— Я могу написать десять приказов, сударь, но не могу поручиться, что мадам Спарроу послушно пойдет расстреливать бунтовщиков, — проговорил он.

— Сделайте так, чтобы она пошла их расстреливать! — рассердился де Баас. — Пообещайте ей деньги, титул, земли. Если не купится — пригрозите, что повесите ее брата, если она не выполнит ваш приказ…

— Господин де Баас, — сухим официальным тоном произнес д'Ожерон. — Запомните: я никогда не сделаю подобной глупости — хотя бы потому, что меня от этого непоправимого шага удерживает элементарная порядочность.

— Очевидно, ваша порядочность не распространяется на финансовую сторону отношений с пиратами, — усмехнулся де Баас. — Боюсь, сударь, что если вы и далее будете покровительствовать этой даме, в Версале могут узнать о некоторых интересных сделках, происходивших в Кайонне за время вашего губернаторства.

— О сударь! — Д'Ожерон отвесил коллеге насмешливый поклон. — Вы так же осведомлены о моих сделках, как и я о ваших?

Примерно с минуту оба губернатора сверлили друг друга взглядами, как тогда было принято говорить, «далекими от восхищения». Но у де Бааса финансовых грехов, видимо, было не настолько много, и д'Ожерон сдался первым.

— Будь по-вашему, — сказал он. — Я напишу приказ. При единственном условии: на нем, кроме моих подписи и печати, будут стоять и ваши.

— Вы не в том положении, чтобы ставить условия, — ответил де Баас.

— В том, сударь, можете поверить мне на слово…

…Галка поставила «Гардарику» так, чтобы иметь возможность разглядывать палубу «Экюеля» в трубу. Она высматривала не господ губернаторов, а Влада. Он должен подать сигнал. Но пока Влада не видно, да и губернаторы что-то там до сих пор не наговорятся… По большому счету ей было все равно, какой последует приказ. Она подготовила эскадру, передала оружие Аллену, забрала Этьена со «Сварога» на «Гардарику», чтобы присмотреть за ним лично. Она поддержит колонистов в любом случае. На недавнем совете, когда в режиме большой секретности капитан Спарроу сообщила своим капитанам о намечающемся мероприятии, ни один не назвал ее затею «придурью». Ни один не сказал, что отваливает на сторону. Еще бы: она ведь сказала, что подворачивается, может, и не первая, но наверняка последняя возможность заполучить свою страну, которая даст этим изгоям какой-то просвет, шанс на будущее. «Франция осталась одна против всей Европы, у нее сейчас руки коротки — нас задавить. Колонисты будут держаться за нас в любом случае. Англичанам с нами уже сейчас выгоднее торговать, чем воевать. Испанцев с Божьей помощью прищучим, не в первый раз. С голландцами как-нибудь все устаканим… Ну, братва, сейчас — или никогда. Решайте». Человек, лишенный будущего, превращается в омерзительное животное. Эту аксиому подтвердила вся предыдущая история пиратства. Какой смысл что-то планировать, копить денежку, строить или покупать дом, заводить семью, да и вообще соблюдать какие-то приличия, если завтра тебя могут зарубить, застрелить или вздернуть? Но получив надежду на лучшее, уверенность в будущем, люди меняются. И меняются порой до неузнаваемости… Билли — ведь это он громче всех отстаивал идею «своей гавани» — после слов Галки сорвался с места, схватил ее в охапку и смачно расцеловал в обе щеки: «Ну наконец-то!». Он был в курсе заговора, но не знал точных сроков, которые обговаривались уже на приватной встрече Галки с Алленом, за неделю до выхода эскадры в море. Геррит усмехнулся и сказал: «Идея не нова, но я думаю, капитан, на сей раз что-то должно получиться. А я наконец куплю приличный дом». Жером, знавший, из какого далека пришла Галка, лишь молча пожал ей руку. По-мужски. Прочие капитаны волновались. Это ведь неслыханное дело! Да позволит ли какая-нибудь европейская держава образоваться независимому государству в Мэйне? Да еще пиратскому? «А куда они денутся, если мы — все мы! — будем действовать заодно? — спросила тогда Галка. — Сами видели: когда мы работаем сообща, у нас все получается». И только Дуарте молчал. Он лишь сейчас узнал, ради чего Воробушек готова была отдать его на казнь. А на рассвете одиннадцатого числа, когда эскадра уже собиралась поднимать якоря, подошел к Галке на пристани. «Я вот о чем подумал, Алина, — сказал он. — Если это и есть твоя мечта, то я рад буду за нее умереть». — «Да? — усмехнулась Галка. — А как насчет пожить ради этой мечты?» — «Ну это я тоже с удовольствием…»