берегах и островах Средиземноморья господствовали конкурирующие державы. При Риме единое политическое господство создало единую экономическую зону. Но это было уникальное явление.

История Средиземноморья - это также история портовых городов с очень разнообразной политической лояльностью, в которых собирались и взаимодействовали купцы и поселенцы со всего моря и из дальних стран. Один из портовых городов, который снова и снова фигурирует в этих главах, - Александрия, которая с самого начала обладала смешанной идентичностью и утратила ее только во второй половине XX века, когда растущий национализм разрушил космополитические сообщества Средиземноморья. Эти портовые города выступали в качестве векторов передачи идей, в том числе религиозных верований, принося греческих богов в этрусские Тарквинии, а гораздо позже становясь центрами распространения прозелитического иудаизма, христианства и ислама, каждый из которых оставил необычайно сильный отпечаток на обществах земель вокруг Средиземноморья.

Люди, преобразовавшие мир Средиземноморья, иногда были провидцами, как, например, Александр Македонский или Святой Павел, если привести два совершенно разных случая. Примечательно, что они всегда были мужчинами. В наше время, когда гендерная проблематика стала предметом многочисленных исторических дискуссий, можно спросить: насколько мужским является Средиземноморье? Оседлые купцы могли быть женщинами, как, например, евреи Египта XI века и христиане Генуи XII века. По крайней мере, в ту эпоху жены не сопровождали своих мужей в торговых экспедициях, не говоря уже о самостоятельных торговых поездках, хотя отношение к участию в бизнесе у евреев, христиан и мусульман было разным. Несколько европейских женщин можно было встретить в генуэзской торговой колонии в Тунисе конца XIII века, в основном они предлагали сексуальные услуги христианскому деловому сообществу. Участие женщин в морской войне - явление XXI века - в Средиземноморье не проверялось. Но среди мигрантов, будь то аланы и вандалы, вторгшиеся в Африку во времена святого Августина, или сефарды, изгнанные из Испании в 1492 году, часто, хотя и не всегда, присутствовал большой женский компонент - даже армии ранних крестовых походов сопровождали как дворянки, так и группы проституток. Женщины-паломницы появляются в записях уже в первые десятилетия существования христианской Римской империи: фрагмент конца IV века повествует о путешествии бесстрашной Эгерии (или Этерии) из Галлии или северной Испании в Святую землю. Менее ясно, сопровождали ли женщины налетчиков бронзового века, известных как "народы моря", на земли Сирии, Палестины и других стран, которые они заселяли; действительно, вероятным объяснением быстрого отказа ранних филистимлян от своей эгейской культуры является то, что они вступили в брак с ханаанеями, приняли их богов и выучили их язык. Однако одна группа женщин имеет особое значение для истории Средиземноморья: женщины-рабыни, судьба которых была очень разной - от необычайной власти, которую можно было обрести в османском гареме, до печальной эксплуатации и унижения тех, кого использовали в сексуальных целях или поручали низкую работу на виллах преуспевающих римлян. В Средние века многие из этих рабов, как мужчин, так и женщин, вывозились из Черного моря, но те, кто обитал на берегах Средиземного моря в эпоху барбарийских корсаров (и во многие другие периоды), также знали об ужасе рейдов, которые забирали людей с берега - христиан с берегов Италии, Франции и Испании, мусульман с берегов Марокко, Алжира и Туниса. Когда король Франции Франциск I позволил туркам посетить Марсель и занять Тулон в 1543 году, они похитили, среди прочих жертв, монахинь Антиба. Тем не менее, относительная мужественность Средиземноморья заставляет задуматься - итальянцы, похоже, правильно говорят il mare, в отличие от французского la mer или нейтрального латинского mare; а главные греческие, этрусские и римские морские боги - Посейдон, Фуфлунс и Нептун - были мужского пола.

Среди всех тех, кто путешествовал по Средиземноморью, больше всего известно о купцах, и на то есть несколько причин. Одна из них заключается в том, что с тех пор, как финикийские купцы распространили искусство алфавитного письма по Средиземноморью, торговцы стремились фиксировать свои сделки; поэтому мы многое знаем о них, будь то в римском Путеоли, близ Неаполя, в средневековых Генуе и Венеции или современных Смирне и Ливорно. Но купец-первопроходец почти по определению является чужаком, тем, кто пересекает культурные и физические границы, встречая новых богов, слыша другие языки и подвергаясь (гораздо реже - подвергаясь) резкой критике со стороны жителей тех мест, которые он посещает в поисках товаров, недоступных на родине. Этот неоднозначный образ купца как желанного чужака присутствует в наших самых ранних источниках. Мы уже видели, что Гомер с тревогой относился к купцам, презирая простых торговцев Финикии и считая их лживыми и негероичными, хотя и прославлял, как это ни парадоксально, хитрость Одиссея; несколько лицемерное ощущение, что торговля пачкает руки, оставалось сильным среди патрицианских читателей Гомера в Древнем Риме. Однако именно финикийцы дошли до южной Испании, основав колонии рядом с коренным населением западного Средиземноморья, но зачастую и отдельно от него - как правило, на прибрежных островах, которые было легко охранять, ведь никогда нельзя было знать, как долго сохранятся теплые отношения с соседними народами. Затем, когда финикийская колония в Карфагене стала самостоятельной экономической и политической силой, этот процветающий город превратился в центр новых коммуникационных сетей, космополитическое место встречи левантийской и североафриканской культур, место, где слились разные культуры и возникла новая идентичность, даже если городская элита продолжала называть себя "людьми из Тира". Греческая культура также получила распространение в Карфагене, жители которого отождествляли финикийского бога Мелькарта с Гераклом. Боги и богини, а также купцы пересекали древнее Средиземноморье. Кроме того, присутствие на берегах Италии финикийцев и греков, людей с ярко выраженной культурной идентичностью, послужило дрожжами, превратившими деревни сельской Этрурии в города, богатые жители которых испытывали неутолимый голод по иностранному: по греческим вазам, финикийским серебряным чашам, сардинским бронзовым статуэткам. Наряду с купцами, приезжавшими за металлами в Италию, мы вскоре можем обнаружить ремесленников, которые отправлялись на запад, чтобы поселиться в землях варваров, зная, что их мастерство, вероятно, заслужит большее уважение, чем на родине, где каждый был одним из многих.

В более поздние века можно найти поразительные параллели. Иностранные торговцы - очевидная особенность средневекового Средиземноморья, где мы имеем интригующий феномен геттоизированного купца, посещающего исламскую или византийскую территорию, заключенного в постоялый двор или фондук, который также функционировал как склад, часовня, пекарня и баня, по одному постоялому двору для каждой крупной "нации": генуэзцев, венецианцев, каталонцев и так далее. Ощущение того, что купец может быть источником религиозного заражения и политических диверсий, заставило правителей Египта запирать двери этих трактиров на ночь (ключи находились у мусульман снаружи). Это только усиливало солидарность и чувство