Я такой падающей звезды не видел никогда!

Может быть, жители Челябинска, если прочтут это, надменно усмехнутся. Им-то довелось видеть кое-что поярче, и средь бела дня. Но меня тогда в Челябинске не было…

После этой вспышки я разволновался, встал, заходил, постоянно запрокидывая голову, сходил в туалет, попил воды… Потом улёгся на прежнее место, занял свой наблюдательный пункт и вновь закинул свои небесные удочки…

Конечно, ничего с неба не посыпалось, но азарт разыгрался невиданный. Это уже было похоже на самую настоящую рыбалку, когда приходишь на незнакомый тебе водоём и даже не знаешь, есть в нём рыба, нет её. Если долго нет поклёвки, в голову забираются предательские мысли, мол, не поискать ли другое место, мол, может, наживка не та, или тут рыбы и вовсе нет. Но стоит изловить хотя бы одну, а особенно – немаленькую, как тут же в тёмных водах начинают мерещиться огромные рыбины, и взгляд буравит поплавок сильнее, чем прежде.

Однако после яркой невиданной вспышки на звёздном небе воцарились спокойствие и неподвижность. Через какое-то время сонливость вернулась ко мне вместе с рассуждениями, что, может быть, она была на сегодня одна, что рыба, которую я поймал, была единственной в этих бездонных водах…

Тогда по рыбацкой привычке я решил, что, если через десять минут ничего не случится, сматываю удочки. Но прошло десять минут, и я отвёл себе ещё десять. А потом решил досчитать до ста… А потом ещё до ста…

Уж слишком неожиданно случилось падение маленького солнца. Я не успел загадать желание, хоть оно и было готово. Хотелось всё-таки, чтобы наверняка. Хотелось закрепить успех. И хотелось… Просто хотелось ещё. Ещё! Понимаете?

И чтобы желание непременно ощущалось загаданным. Наверняка загаданным.

Это как когда загадываешь на орёл или решку, и выпадает то, что тебе надо, ты непременно хочешь ещё раз подтвердить, а оно раз – и не выпало! И снова не выпало! Тогда думаешь: брошу пять раз, если выпадет три из пяти, то и хорошо. Не выпадет три из пяти – будешь кидать десять или сочинишь ещё какую-нибудь комбинацию. То же самое с камешками, которые пускаешь блинчиками по воде, загадывая, чтобы он прыгнул не менее пяти раз. Загадаешь – и кидаешь битый час. А потом плюнешь и скажешь, что ни в какие приметы не веришь…

В третий раз я считал до ста очень медленно. Я считал дыхания.

И где-то после семидесяти небо снова ярко пересекла звезда, небольшая, но и не маленькая. Если переводить на рыбу – такой хороший карась, с ладошку. А потом ещё. Минут через пятнадцать ещё.

Я насчитал семь или восемь. Посчитал не точно. В какой-то момент они прямо посыпались. Время побежало быстро. Незаметно. А потом откуда-то с юго-востока поползли ночные облака. Они пришли как крупная рябь, которая мешает рыбалке, делает поплавок невидимым и словно говорит: то хорошее, что сегодня могло случиться, уже случилось.

Перед сном я плеснул себе немного рома, выпил и отправился в кровать с ощущением рыбака, пришедшего с хорошим уловом, и с чувством человека, который несёт близким добрую весть…

Уж не знаю, сбудется моё желание или не сбудется, но загадал я его основательно, крепко, что называется, капитально.

Какое – не скажу. Желания куда пугливее самых чутких рыб.

Слетал на шесть дней на юг Франции. Хотел написать этакий постскриптум непростому и нервному для меня лету. Думаю, что получилось! Слетал во Францию не зря. Там, на Лазурном берегу, всего за неделю мне удалось ощутить важнейшее для меня желание поскорее вернуться домой.

Уже не раз говорил и писал об этом, но повторюсь: лето во многом и нужно нам для того, чтобы из дома выехать и по дому соскучиться. Почти за месяц на Корфу это желание так и не возникло. Я даже запереживал, что летняя программа будет не выполнена. Что не заскучаю я по дому, по работе, по долгим и часто сложным переездам и перелётам, с задержками рейсов и плохими дорогами, не соскучусь по сентябрьскому дождику… А без этого «соскучивания» сложно начинать новый сезон, сложно собирать дорожную сумку не на отдых, а наоборот – на длительный рабочий выезд из дома, сложно обрадоваться осеннему дождю. Но на пресловутом Лазурном берегу всё получилось. Недели хватило, чтобы с радостью ехать в аэропорт.

Сам себе удивляюсь: двенадцать лет каждый год я хотя бы ненадолго выезжал во Францию, на её лазурные берега. Я прилагал к этому большие усилия, всегда ждал этих поездок, радовался, когда садился в самолёт, нёсший меня в Ниццу, и плотно прижимался к иллюминатору, когда к Ницце подлетал и рассматривал знакомые мысы и бухты, маленькие порты и набережные. Меня радовали белоснежные яхты и яхточки, которые в непостижимом количестве чертили местные воды. У меня вызывало восторг то количество вертолётов, которые постоянно наполняют тамошнее небо. Меня восхищала роскошь, которая встречает тебя на этом побережье на каждом шагу. И даже если ты никуда не идёшь, роскошь сама проедет или проплывёт мимо тебя, хочешь ты того или нет.

Я всегда понимал и понимаю теперь, что эта роскошь, в сущности, была мне не по карману и остаётся таковой. Я всегда был гостем на этом берегу, приглашённым теми, кому я интересен и дорог. Но с радостью и благодарностью принимал эти приглашения, всегда улетал из Ниццы, уже мечтая о возвращении. Даже после ограбления, которое случилось с нами два года назад, после того как мы, беспомощные, без денег, без документов и без средств связи, столкнулись с абсолютным равнодушием и хамством французской жандармерии и со злорадством со стороны французов в целом… После того как только друзья и даже малознакомые соотечественники помогли, выручили, по сути спасли нас из этой ситуации, даже после этого я не расстался с очарованием Лазурного берега.

А нынче улетал совершенно спокойно, понимая, что больше не полечу сюда. Что же случилось? Что произошло?..

Да, в общем-то, ничего. Просто что-то накопилось и перешло в другое качество как во мне, так и на Французской Ривьере. Я как будто посмотрел на всё то, что мне нравилось, другими глазами, через другую оптику и под другим углом. А сам объект наблюдения и рассмотрения предстал в некоем новом качестве, в известной степени сам удивляясь тому, каким отразился в моих глазах.

Я прекрасно помню, как тринадцать лет назад впервые вышел на небольшой пляж возле старого Антиба. Было начало августа, около полудня. Погода была прекрасная, на пляже совсем немного народа. На нём стоял один душ, кабинок не было, и возле дороги, у моря, был один маленький вагончик, в котором готовили хот-доги. Вдоль дороги было припарковано с десяток автомобилей, и то только с одной стороны. Русской речи тогда почти совсем не было слышно. Русские тогда уже активно присутствовали в жизни Лазурного берега, но это была активность скорее экзотическая и в самых роскошных местах… Тогда ещё французы не знали наизусть фамилию Абрамович и не выучили названия его яхт. А то, что я русский, скорее вызывало у французов интерес и даже любопытство.

То, что сейчас на лучших пляжах Сан-Тропе, Антиба или Монте-Карло можно с трудом услышать французскую речь, и то, что во всех лучших ресторанах побережья есть меню на русском языке или с русскими вариантами названий блюд, я говорить не буду, потому что это лишнее. Я хочу сказать о другом: там невыносимо много наших сограждан. Я не шарахаюсь от соотечественников за границей. Если они ведут себя нормально и выглядят – ну вы понимаете, о чём я, – я им только рад, а они чаще всего рады мне.