15 февраля, когда императрица приехала в Москву, страсти разгорелись еще больше; общее неудовольствие верховниками возросло до открытого сопротивления: Преображенский полк отказался присягать по форме присяги, какая была всего удобнее для Верховного тайного совета. Через приближенных к императрице Анне дам (между прочим, через Салтыковых, из рода которых была мать Анны) противники ограничений успели войти в сношения с императрицей, когда она приехала в Москву. Но и до этого сама императрица не раз давала чувствовать верховникам, что ограничения не настолько крепки, чтобы подавить ее волю совершенно. Когда же настроение московского общества стало ей известно, Анна еще самостоятельнее повела себя по отношению к Верховному тайному совету. Она упорно отказывалась быть в заседаниях Совета, хотя в то же время и не решалась сбросить с себя принятые добровольно обязательства.

«Затейка» Верховного тайного совета была разрушена не Анной, а шляхетством. Верховники задумали заменить самодержавие аристократическим правлением и не имели в своих руках никаких средств для того, чтобы силой поддержать свои планы. Шляхетство же, не имея определенного плана государственного переустройства и восставая против олигархии, было единственной силой в государстве, потому что имело военную организацию. Первое же открытое вмешательство этой силы в отношения верховной власти и Совета повело к тому, что прерогативы первой были восстановлены и планы второй разрушены. Произошло это так.

25 февраля утром во дворец явилась толпа шляхетства, человек из 800, и подала императрице просьбу о том, чтобы она приказала рассмотреть те проекты, которые были поданы Верховному тайному совету от шляхетства и оставлены Советом безо всякого движения. Удивленные верховники просили императрицу об обсуждении поданной просьбы совместно с ними. Но Анна прямо написала на просьбе резолюцию о рассмотрении проектов. Тогда часть шляхетства (а именно гвардейские офицеры) неожиданно обратились к Анне с шумной и настойчивой просьбой принять самодержавие. Боясь поднявшегося шума и желая прекратить беспорядок, Анна не дала решительного ответа, но нарушила свои ограничения тем, что отдала гвардию под начальство преданного ей генерала Салтыкова и тем самым отстранила от командования Верховный тайный совет. В тот же день гвардейство и прочее шляхетство поднесли Анне уже формальную просьбу о восстановлении самодержавия. Анна разорвала свои ограничительные пункты и «учинились в суверенстве». Прежние проекты о новом государственном устройстве превратились в этот день во всеподданнейшую просьбу шляхетства об уничтожении Верховного тайного совета, о реформе Сената, «как при Петре I было», и замещении высших административных должностей выборными от шляхетства.

Верховники не имели никакой возможности помешать совершившемуся на их глазах государственному перевороту, потому что гвардия была против них и охотно ушла из-под их начальства, потому что все шляхетство было против олигархического Совета, и Совет при таких условиях стал детски слаб и беспомощен. При всем разногласии шляхетских взглядов и проектов, при отсутствии строго выработанного плана действий против Совета дворянство легко победило Совет, как только императрица пошла навстречу желаниям дворянства. Неизвестно, насколько союз верховной власти и дворянского сословия 25 февраля был подготовлен и условлен заранее (ходили слухи, будто Анна знала о том, что готовится), – во всяком случае, переворот совершен был шляхетством, его силами, его авторитетом.

Естественно ожидать, что, став самодержицей, Анна воздаст сословию за его услугу должное. Но следует при этом помнить, что шляхетство, совершая переворот 25 февраля, явилось во дворец сперва не восстановить самодержавие, а изменить содержание ограничений в свою пользу. Восстановило самодержавие не шляхетство, а гвардия, то есть лишь часть шляхетства. Вот почему мы видим, что Анна, лаская гвардию, учреждая новые гвардейские полки (Измайловский), в то же время соблюдает общие интересы всего дворянства не всегда и не совсем. Правда, она немедленно уничтожает Верховный тайный совет и восстановляет прежнее значение Сената, как того просили дворяне; она уничтожает ненавистный шляхетству закон Петра о единонаследии 1714 г., учреждает дворянское училище – Шляхетский корпус – и дает некоторые служебные облегчения шляхетству. Но прошение дворянства об участии в избрании администрации остается без выполнения, и вся политика Анны не только не дворянская, но даже не национальная. Боясь русской знати, поднесшей ей пункты, подвергая ее гонениям и даже унижению, опасаясь, с другой стороны, политических движений среди шляхетства и помня, что в Голштинии есть родной внук Петра Великого (будущий Петр III), которого Анна в гневе звала «чертушкой в Голштинии» и который мог стать знаменем движения против нее, – Анна не нашла лучшего для себя выхода, как организовать свое правительство из лиц немецкого происхождения. Это обстоятельство, вызванное неумением найти себе опору в своем народе, в той или иной его части, привело к печальным результатам. Правление Анны – печальная эпоха русской жизни XVIII в., время временщиков, чуждых России. Находясь под влиянием своих любимцев, Анна не оставила по себе доброй памяти ни государственной деятельностью, ни личной жизнью. Первая сводилась к удовлетворению эгоистических стремлений нескольких лиц, вторая отмечена странностями, рядом расточительных празднеств, грубыми нравами при дворе, блестящими, но жестокими затеями вроде «ледяного дома».

С первых же минут после восстановления самодержавной власти началось возвышение иностранцев и опалы на русскую знать. Постепенно представители знати теряли свое придворное значение и служебные места, подвергались гонению, ссылке или в деревни, или в Сибирь, даже казням. Сперва пострадали Долгорукие: некоторым из них – Василию Лукичу, Ивану Алексеевичу – были отсечены головы. Потом пришел черед и Голицыных. Из членов бывшего Совета уцелели только Головкин и Остерман – неродовитые люди. Преследование знати было возведено как бы в систему: подвергались ссылкам и заключению такие представители старой аристократии, которые не принимали никакого участия в замысле верховников и не играли видной роли (Черкасские и Юсуповы). В то же время не менее систематически шло возвышение немцев. Уже в мае 1730 г. замечали, что императрица находится под влиянием Бирона (курляндского камергера) и Левенвольда (лифляндского дворянина). Оба они были осыпаны милостями и взяли дела в свои руки. Последний из них сформировал для Анны Измайловский полк с офицерами из прибалтийских немцев, сам был сделан полковником этого полка, а в помощники получил шотландца Кейта. Бирон же старался о замещении немцами всех видных мест в администрации. При Анне в придворной сфере первое место занимали немцы; во главе текущего управления стоял немец (Остерман); в коллегиях президентами были немцы; во главе армии находились немцы (Миних и Ласси). Из них главная сила принадлежала Бирону. Это был человек совершенно ничтожный по способностям и безнравственный по натуре. Будучи фаворитом Анны и пользуясь ее доверием, Бирон вмешивался во все дела управления, но не имел никаких государственных взглядов, никакой программы деятельности и ни малейшего знакомства с русским бытом и народом.