Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они расположились за одним столиком, спинами ощущая враждебные взгляды.
— Слышал я о таких городках, — прошептал Золто. — Приезжаешь в такой городишко с милым названием Дружба там, или Согласие, а на следующий день тебя подают в виде жареных ребрышек.
— Только не меня, — откликнулся Утес. — Я слишком каменистый.
— Значит, будешь садом камней.
Золто обвел взглядом хмурые лица и приветственно поднял кружку.
— Капуста растет нормально? — громко поинтересовался он. — Видел, на полях она такая приятная, желтенькая. Созрела, наверное? Просто здорово, а?
— В этом году нашествие корневой мухи, — ответил кто-то из тени.
— Отлично, просто отлично. — Золто был гномом, а гномы не занимаются сельским хозяйством.
— Мы в Скроте цирки не любим, — сказал другой голос.
Глухой и низкий.
— А мы и не циркачи вовсе, — весело заявил Золто. — Мы — музыканты.
— Мы в Скроте не любим музыкантов, — отозвался тот же голос.
Казалось, фигур, маячащих в полумраке, резко прибавилось.
— Э-э… А что вы в Скроте любите? — спросил Асфальт.
— Ну, — сказал трактирщик, превратившийся в сгущавшихся сумерках в едва различимый силуэт. — В это время года мы обычно жарим ребрышки у сада камней.
Бадди вздохнул.
Это был первый звук, который он издал с тех пор, как они приехали в город.
— Наверное, стоит показать, что мы играем, — предложил он.
В его голосе слышался мелодичный звон.
Прошло некоторое время.
Золто смотрел на дверную ручку и понимал, что это — дверная ручка. За нее берутся рукой. Но что потом?
— Дверная ручка, — сказал он на всякий случай. Вдруг поможет?
— С ней что-то делают, — подсказал Утес откуда-то с уровня пола.
Бадди наклонился над гномом и повернул ручку.
— Поразительно, — изумился Золто и ввалился в комнату.
Потом он поднялся на руках и осмотрелся.
— Что это?
— Владелец таверны сказал, мы можем переночевать здесь бесплатно, — пояснил Бадди.
— Какой бардак, — возмутился Золто. — Сию минуту принесите мне швабру и щетку.
Вошел с вещами Асфальт, в зубах он держал мешок с камнями Утеса. Он все бросил на пол.
— Просто поразительно, — покачал головой он. — Бадди, ты просто вошел в амбар и сказал, сказал… что же ты сказал?
— Устроим шоу прямо здесь, — повторил Бадди и устало опустился на соломенный матрас.
— Удивительно! Вся округа собралась!
Бадди смотрел на потолок и перебирал струны.
— А какое было жаркое! — воскликнул переполненный энтузиазмом Асфальт. — А соус!
— И мясо, — добавил Золто.
— И уголь, — пробормотал Утес черными губами.
— И кто бы мог подумать, — продолжил Золто, — что такое пиво можно сварить из цветной капусты.
— А какая на нем была пена, — согласился Утес.
— Я уж думал, не миновать нам беды, — признался Асфальт, вытряхивая из матраса клопов. — Пока вы не начали играть. До сих пор не понимаю, как вы заставили их плясать.
— Ага, — кивнул Бадди.
— А нам даже не заплатили, — пробормотал Золто.
Он откинулся на спину, и скоро раздался громкий храп, к которому примешивался легкий металлический звон от резонирующего шлема.
Когда все уснули, Бадди положил гитару на матрас, тихонько открыл дверь и вышел на ночную улицу.
Полная луна совсем не помешала бы. Впрочем, месяц тоже сойдет, но полная луна лучше. Однако на небе он увидел обычную, заурядную половину луны, которую никогда не изображали на романтических или оккультных картинах, хотя она-то и являлась наиболее магической фазой.
Пахло прокисшим пивом, гниющей капустой, углями для жаркого и отсутствием канализации.
Пока он стоял на сцене или, как сегодня, на положенной на кирпичи двери от амбара, все было чудесно. Все казалось ярким и разноцветным. В мозгу возникали раскаленные добела образы. Его тело было словно охвачено огнем, и, что особенно важно, ему казалось, что оно и должно быть охвачено огнем. Он чувствовал себя живым.
А потом он чувствовал себя мертвым.
Нет, мир не был лишен цветов, он видел их, но словно сквозь дымчатые очки Утеса. Звуки доносились словно сквозь вату. Жаркое, наверное, было превосходным, сомневаться в словах Золто причин не было, но Бадди оно показалось старой ветошью, не более.
Между двумя постройками скользнула тень…
С другой стороны, он — лучший. И он это знал. Гордыня, высокомерие были тут ни при чем, простая констатация факта. Он чувствовал, как музыка струится из него и проникает в публику…
— Это он, господин? — спросила одна из теней, приникшая к стене извозчичьего двора, когда Бадди проходил мимо.
— Да. Этого сделаем первым, а потом вернемся в таверну и покончим с остальными. И с огромным троллем тоже. Есть у троллей одно местечко на шее.
— Но Достабля с ними нет, господин.
— Странно, но это так. Его здесь нет.
— Жаль. Как-то раз я купил у него пирожок с мясом.
— Очень заманчиво, конечно, но за убийство Достабля нам не платили.
Наемные убийцы достали ножи с зачерненными лезвиями, чтобы не было видно предательского блеска.
— Если это так нужно, я могу дать два пенса, господин.
— Очень, очень заманчиво…
Когда шаги Бадди приблизились, старший убийца поплотнее прижался к стене.
Нож он держал на уровне пояса. Ни один человек, хоть немного разбирающийся в ножах, не наносит удар сверху, так обожаемый всеми иллюстраторами. Такой удар считается любительским и крайне неэффективным. Профессионал ведет удар снизу вверх, так как путь к сердцу человека лежит через его желудок.
Он отвел руку назад и напрягся… Перед глазами его вдруг появились песочные часы, излучавшие голубоватый свет.
— ЛОРД РОБЕРТ СИЛАЧИЯ, ЕСЛИ НЕ ОШИБАЮСЬ? — произнес голос у него над ухом. — ЭТО ТВОЯ ЖИЗНЬ.
Он прищурился. Да, все именно так — имя, выгравированное на стекле, невозможно было прочитать иначе. Он видел каждую песчинку, падающую в прошлое…
Лорд Роберт Силачия повернулся, взглянул на фигуру в капюшоне и бросился наутек.
Ученик опередил его на добрую сотню ярдов и все еще набирал скорость.
— Э-э? Кто там?
Сьюзен спрятала часы в платье и тряхнула волосами.
Появился Бадди.
— Ты?
— Я, — кивнула Сьюзен.
Бадди подошел ближе.
— Ты снова исчезнешь?
— Нет. Кстати, я только что спасла тебе жизнь.
Бадди оглядел пустынную улицу.
— От чего?
Сьюзен наклонилась и подняла зачерненный нож.
— От вот этого.
— Знаю, мы уже говорили на эту тему, но… кто ты такая? Ты моя фея-крестная?
— Я думала, ты взрослее, — хмыкнула Сьюзен и отступила на шаг. — И… более приятный. Больше я ничего сказать не могу. Ты даже видеть меня не должен. Я не имею права быть здесь. Как, впрочем, и ты…
— Ты опять о том же?
