путешествия – десять часов. Движение станции по орбите Окраины Неба синхронизировано с обращением планеты. Таким образом, станция постоянно висит над Нуэва-Вальпараисо, то есть строго над экватором. Насколько мне известно, на Земле строили космические мосты, уходившие на высоту тридцать шесть тысяч километров. Но скорость вращения Окраины Неба чуть больше, а сила притяжения чуть слабее, и синхронная орбита находится на шестнадцать тысяч километров ниже. При всем при том длина нити составляет двадцать тысяч километров – представьте, какому напряжению подвергается верхний километр под весом девятнадцати тысяч километров, которые находятся ниже. Сама нить полая, ее стенки имеют кристаллическую структуру гипералмаза с пьезоэлектрическим усилением – а вес, как я слышал, около двадцати миллионов тонн.

Я ходил по отсеку и размышлял о крошечном дополнительном давлении, которое создает каждый мой шаг. Потягивая ликер, я думал о том, насколько инженеры приблизились к предельному напряжению, конструируя лифт, и какой запас прочности заложили в эту систему. Затем более рациональная частица моего разума напомнила, что сейчас по нити движется лишь ничтожно малая доля транспортного потока, который она способна нести. И я, обходя палубу, почувствовал твердую почву под ногами.

Рейвич… Интересно, хватит ли сейчас ему духу выпить?

Панорама могла быть более впечатляющей, но даже там, где ночь еще не опустилась, Полуостров скрывался под пологом туч. Поскольку орбита планеты была низкой и асимметричной, сезон дождей наступал через каждые сто дней – такой здесь короткий год – и длился не меньше десяти-пятнадцати суток. Над резко закругленным горизонтом нежная голубизна неба сменялась густым ультрамарином. Я уже видел яркие звезды, а прямо над нами, на верхнем конце нити, неподвижно висела одинокая звезда орбитальной станции – до нее было все еще очень далеко. Можно вздремнуть пару часов. В солдатские годы я приобрел почти звериную способность восстанавливать силы за час или два неглубокого сна.

Стоило принять это решение, и навалилась усталость, как будто плотину прорвало. Я почти на месте, а посему не помешает чуточку расслабиться.

– Сэр?

Я снова вздрогнул, но на этот раз слегка, поскольку узнал голос слуги. Робот продолжал с обычной вежливостью:

– Сэр, вас вызывают с поверхности. Я могу переадресовать вызов в вашу каюту, или желаете поговорить здесь?

Наверное, стоило пойти в каюту, но не хотелось лишать себя такого прекрасного зрелища.

– Соединяй, – сказал я. – Но прерви вызов, если кто-то будет подниматься по лестнице.

– Слушаюсь, сэр.

Дитерлинг, разумеется, – больше некому. Он явно не в Доме Рептилий, но, по моим прикидкам, должен находиться на полпути или даже ближе. Рановато для сеанса связи – честно говоря, я вообще не ожидал вызова, – но волноваться не о чем.

Однако появившиеся в окне лифта лицо и плечи принадлежали Васкесу Красная Рука. Камера, очевидно, находилась в каком-то помещении; она состыковала изображение так, будто мы стояли лицом к лицу и он смотрел мне прямо в глаза.

– Таннер… Послушай-ка меня, парень.

– Слушаю, – отозвался я, надеясь, что Васкес не заметил невольного раздражения в моем голосе. – Стряслось нечто важное, из-за чего ты решил достать меня здесь?

– Да пошел ты! Мирабель, через полминуты тебе расхочется улыбаться. – И облик, и голос Васкеса предвещали неприятности, но угроза явно исходила не от него.

– В чем дело, Красная Рука? Рейвич снова надул нас?

– Не знаю. Я приказал ребятам добыть дополнительную информацию. Абсолютно уверен, что он находится на нити, непосредственно перед тобой или через кабину.

– Но ты меня дергаешь не поэтому.

– Да. Я тебя дергаю потому, что кто-то убил Змея.

– Дитерлинга? – машинально отреагировал я.

Как будто это мог быть кто-то другой.

– Ну да, – кивнул Васкес. – Один из моих парней нашел его с час назад, но не опознал, и поэтому новость пришла ко мне не сразу.

Казалось, мои губы произносят слова без сознательного участия мозга:

– Где он? Что случилось?

– В твоей тачке, она так и стоит на Норкинко. С улицы, если не приглядываться, не видно, есть ли кто-нибудь внутри. Мой парень просто решил проверить машину и обнаружил в ней Дитерлинга. Он еще дышал.

– Что произошло?

– Кто-то его застрелил. Должно быть, поджидал неподалеку от тачки, пока Дитерлинг не вернулся с моста.

– Орудие убийства?

– Не знаю, приятель. По-твоему, я тут распоряжаюсь судебно-медицинской клиникой? – Васкес помолчал, сверля меня взглядом, и процедил: – Кажется, лучевик. На близкой дистанции, в грудь.

Я посмотрел на бокал, который так и держал в руке. Стоять и разговаривать о смерти друга, потягивая ликер, точно на светской вечеринке… Абсурд. Но поставить бокал было некуда.

Сделав еще глоток, я ответил, удивляясь собственному спокойствию:

– Я тоже предпочитаю лучевик, но не в тех случаях, когда нужно пришить незаметно. Луч дает более яркую вспышку, чем любое стрелковое оружие.

– Только не при выстреле в упор. Это все равно что ударить ножом. Мне жаль, приятель, но, похоже, так оно и случилось. Приставили ствол вплотную, ни вспышки, ни звука – и все шито-крыто. Вечером гуляли толпы людей. Кто-то устроил поджог у моста, дал местным повод весело провести ночку. Не думаю, что кто-нибудь заметил вспышку.

– Дитерлинг не позволил бы подстрелить себя вот так запросто.

– Может, его застали врасплох.

Я подумал об этом. Мое подсознание уже примирялось с фактом смерти, но для того, чтобы сделать выводы – не говоря уже о том, чтобы выйти из эмоционального шока, – нужно гораздо больше времени. Однако уже сейчас я был способен задавать правильные вопросы:

– Если его застали врасплох, то он был невнимателен либо принял убийцу за кого-то знакомого. Говоришь, он все еще дышал?

– Да, но был без сознания. Не думаю, Таннер, что мы могли бы сделать для него больше, чем сделали.

– Ты уверен, что он ничего не сказал?

– Если и сказал, то не мне и не парню, который нашел его.

– А этот парень, случайно, не из тех, кого мы видели вечером?

– Нет, он из моих ребят, которые следили весь день за Рейвичем.

Так оно и будет продолжаться, подумал я. Васкес не проявит желания углубляться в подробности, и ответы нужно вырывать у него