«Иван Никитич Смирнов вернулся в оппозицию». На самом деле вокруг Смирнова начала консолидироваться группа бывших капитулянтов, лидеров левой оппозиции 1920‑х годов, которые пришли к заключению, что Сталин ведет страну к катастрофе. В «кружок Смирнова» вошли, помимо уже известного нам экономиста Евгения Преображенского, один из первых командиров Красной армии во время Гражданской войны в Сибири Сергей Мрачковский, марксистский теоретик Вагаршак Тер-Ваганян, а также «пятоармейцы» – коммунисты, спаянные боевым крещением, среди них Грюнштейн, о котором речь пойдет дальше[1217].

В ОГПУ усилились подозрения, что покаяние Смирнова и его сторонников было неискренним. 3 января 1933 года Ягода писал Сталину:

По нашим агентурным данным, среди бывших троцкистов, в свое время заявивших партии о разрыве с оппозицией, – обращает на себя внимание группа, возглавляемая Иваном Никитичем Смирновым и насчитывающая свыше 200 человек бывших активных троцкистов. Эта группа является по существу идейным и организационным центром для якобы отошедших от троцкистской оппозиции и возобновивших по возвращении из ссылки и изоляторов контрреволюционную работу.

Группа Смирнова начала оформляться к моменту появления его заявления о разрыве с оппозицией, подписанного совместно с М. Богуславским. Этот документ, несмотря на двукратные исправления, сделанные Смирновым после переговоров с ЦКК, все же остался для троцкистов-двурушников удобным прикрытием. В отличие от заявления Радека – Смилги, которое считается от группы Смирнова «похабным документом», – заявление Смирнова – Богуславского не содержит в себе квалификации всей прошлой деятельности троцкистов контрреволюционной и содержит ряд «резиновых» формулировок, в которые троцкист-двурушник легко вмешает все свои разногласия с партией.

Бывший активный работник подпольной техники Московского троцкистского центра М. Новиков (разоблаченный в двурушничестве) в своих показаниях, данных в ОГПУ 19‑го апреля 1930 г., пояснил следующим образом массовые отходы от оппозиции заключенных в Верхне-Уральском политизоляторе троцкистов: <…> «В спорах с группой сторонников заявления Радека – Смилги мы оказались сильнее и в идейном смысле. После освобождения этой группы в изоляторе было полное единодушие. Полученный нами проект заявления И. Н. Смирнова произвел большое впечатление. Мы думали, что эта политика делается Иваном Никитичем с согласия Л. Д. (Троцкого), и все жаждали пойти по этому пути».

Ягода констатировал, что И. Н. Смирнов, организовавший ссыльных троцкистов на отход путем присоединения их подписей к своему заявлению,

…недвусмысленно вел агитацию за двурушническую капитуляцию. В одном из своих документов Смирнов прямо ставит вопрос о необходимости подать заявление об отходе, ибо «чем дальше, тем труднее это будет сделать». «Надо заявление подписать, это наиболее правильный документ, других документов нет. Когда начинают писать индивидуально, сочиняют черт знает что. Гринченко (быв. член моск. троцкистского центра), например, написал, что социальный состав оппозиции был непролетарский. Этим самым он ошельмовал все движение, как движение мелкобуржуазное. Несомненно, это было не так» <…> Необходимость подачи заявления о разрыве с оппозицией Смирнов объясняет не признанием своих взглядов антипартийными, а тем, что партия начала проводить политику, изложенную в платформе троцкистов. «Исходя из огромных изменений в хоз. политике, из реальной ведущейся борьбы с правыми, с кулаками и надо делать выводы… Мы никого и ничего не предаем, мы имеем иную установку и только».

«Иная установка» просматривалась в письме Смирнова к своей второй жене, Александре Николаевне Сафоновой, от 15 ноября 1929 года. Установка эта

…сводится к необходимости завоевания партии троцкистами: «Перед нами 2–3 года небывалого напряжения, вследствие огромных затрат на строительство. Преодоление их чрезвычайно укрепит нас вне и внутри. Каждый человек дорог. Поэтому надо отбросить все сомнения и идти в партию». <…> «Так сделала Таня Мягкова (б. член Всеукраинского троцкистского центра), сейчас она не ставит вопроса о возвращении в партию, но не в ссылке, а в Харькове проверяет свою установку» <…> (письмо И. Н. Смирнова от 15/XI–29 г.). Ровно через два года, в декабре 1931 г., нам удалось получить от упоминаемой Смирновым Т. Мягковой суть ее «новой установки», которая сводится к следующему: «То, что мы привыкли считать партией, – теперь не существует. При подлинной внутрипартийной демократии левой части партии пришлось бы отклониться. 50% членов партии ничего общего с ее программой не имеют. Сильно в партии подхалимство, слово Сталина это высший закон. Троцкий оторвался от действительности. Раковский ее знает лучше. Это мы знаем от Ивана Никитича, который через свою дочь Люсю (Ольгу) получает сведения о Раковском. Положение у нас тяжелое, но не безвыходное. Нужно восстанавливаться в партии. Часть „наших“» против восстановления, но они не правы, без крепкой организации быть вне партии – значит разлагаться». <…> «Как себя вести?:

1) Истинную свою точку зрения, конечно, не говорить;

2) Держаться, как члену партии, защищать линию ячейки, по всем вопросам, даже если не согласен;

3) О контрреволюционности оппозиции говорить лишь в случаях особой необходимости;

4) Не выпячивать своей политической грамотности, меньше будет бдительности;

5) Завоевать авторитет и доверие», и т. д. и т. п.

Ягода не сомневался, что тактические установки, переданные Мягковой,

…выражают мнение И. Н. Смирнова и направлены в основном к тому, чтобы любой ценой вернуться в партию, завоевать доверие и авторитет и «влиять на партию изнутри», быть готовыми к тому, чтобы в нужный момент возглавить недовольство рабочих масс не ленинской политикой парии, которое (недовольство) рано или поздно должно вылиться наружу и повести его по революционному руслу.

А. Н. Сафонова, в прошлом секретарь московского троцкистского центра, восстанавливаться в партии не собиралась. В 1928 году она решением Особого совещания была выслана в Сибирь, в 1929 году по заданию Раковского бежала из ссылки в Москву, где, перейдя на нелегальное положение, работала по восстановлению троцкистской организации. В октябре 1929 года решением Особого совещания была заключена в политизолятор сроком на 3 года. В июле 1930 года по просьбе И. Н. Смирнова она присоединилась к заявлению последнего и в августе 1930 года была досрочно из изолятора освобождена. Работая после освобождения на строительстве БАМ (г. Свободный – ДВК), Сафонова возобновила нелегальную работу по восстановлению троцкистской организации в качестве ближайшей сотрудницы Смирнова. Ягода отмечал, что Сафонова «связана с ссылкой, которую снабжает антипартийной информацией». В качестве примера он привел письма Сафоновой из ее командировки на Дальний Восток в 1933 году, которые передаются «по цепочке», как политическая ориентировка.

6/VII-с. г.

«В Хабаровске побывала на колхозном базаре. <…> Вот несколько эпизодов, которые видела сама:

1) Сидит баба на возу, к ней бежит мужик и кричит: „А где Васька, гони его скорее вон в ту лавку, там гимнастерки задаром дают“. Оказывается, купил гимнастерку в лавке ГОРТ’а за 4 рубля, а вывезенное молоко он продал по 4 рубля за литр. Литр молока – гимнастерка.

2) Подъехал целый воз колхозников и колхозниц, товаров не везут никаких. Куда, спрашиваю, едете? –