– Я в жизни не нарушал закон, – произнес он серьезно.

Молодец, подумал Альбион. Он наблюдал за пэром, гадая, закончил ли тот. Похоже, что нет.

– Складывается впечатление, мистер Прайд, что вы настроены против Лесной комиссии. Но ведь у вас есть старший сын? Некто Джордж Прайд. Не скажете ли, у кого он на службе?

– Да, сэр. У мистера Камбербетча.

– То есть в Лесной комиссии? – У молодого пэра был торжествующий вид. Он подловил этого крестьянина. – Если Лесная комиссия такое чудище, то почему там служит ваш сын? Или он примкнул к врагам?

Альбион задержал дыхание. Он предусмотрел многое, но не это. Ему не пришло в голову, что кто-нибудь в таком окружении опустится до травли фермера из-за его сына. Вполне возможно, что пэр не понял, какой вопрос его попросили задать. Альбион глянул на Камбербетча. Экая сволочь!

Он увидел, что волоски на шее у Прайда встали дыбом. Боже, да это спичка, поднесенная к бочонку с порохом! Полковник напрягся, закусил губу.

Прайд издал негромкий смешок и покачал головой:

– Полно-полно. Я полагаю, ваша светлость, что юноша устраивается, куда сумеет. Вы так не считаете? Что касается мистера Камбербетча, то он мне не враг. – Он оглянулся на окружного инспектора и послал ему зловещую улыбочку лесного жителя. – Во всяком случае, сейчас… Конечно, – повернулся он снова к пэру, – если мистер Камбербетч огородит столько земель, что я разорюсь, а мои дети отправятся в работный дом, то вы будете вправе сказать, что он станет мои врагом, хочу я этого или нет. Я пришел сюда, ваша светлость, только в надежде на вашу помощь, чтобы мы с мистером Камбербетчем остались друзьями.

Тут широко улыбнулся даже председатель, и молодой пэр вежливо признал поражение.

– Я думаю, – сказал председатель, – что мы познакомились с Гордостью Нью-Фореста. Наверное, нам самое время прерваться.

Седая женщина томилась в нервном ожидании в большой пустой церкви на холме. Она не сказала о свидании мужу.

У мистера Артура Уэста и Луизы Тоттон родились двое сыновей и четыре дочери; сыновей воспитали самостоятельными, способными выбиться в люди; дочерей – в послушании сначала родителям, а затем – мужьям. Когда Мэри Уэст вышла замуж за Годвина Альбиона, имелось четкое понимание, что она будет повиноваться ему. Так всегда и было. Поэтому она с трудом решилась на тайную встречу в Линдхерстской церкви, особенно с человеком со столь опасной репутацией, как у мистера Минимуса Фурзи.

Женщины постоянно прощали Минимуса. В них заключалась вся его жизнь. Минимус – младший ребенок в большой семье, любимец, которому сходило с рук то, чего никогда не потерпели бы от его братьев и сестер. Он был так мил, что женщины прощали ему все. Мужчины – мужья особенно – прощали Минимуса не всегда. Как и отцы.

Выбор стези художника не стал потрясением для семьи Минимуса. В ней были талантливы все. Его дед Натаниэль изучил право и стал в Саутгемптоне стряпчим. Отец пошел по стопам деда, но продвинулся до Лондона и преуспел. Старший брат был хирургом, другой – профессором. Две сестры вышли за городских богачей, и именно они обеспечили Минимусу скромный доход, который позволил ему следовать своим творческим наклонностям без каких-либо финансовых затруднений.

Три года назад Минимус приехал в Нью-Форест и решил, что ему здесь нравится. Он не был в этом смысле первооткрывателем. Если в веке минувшем о живописной красоте Нью-Фореста писал Гилпин, то за последние годы его посетили многие художники и писатели. Двадцать лет назад это место даже обессмертил в своих «Детях Нового леса» капитан Марриет[38], брат которого купил дом в старом районе контрабандистов Чьютон-Глен. Одна восторженная леди как-то спросила Минимуса: «Но что влечет сюда вас, художников, – игра света на вереске или красота дубов?»

«То и другое, но в первую очередь – железная дорога», – ответил он.

Тот факт, что в Нью-Форесте было полно незнатных Фурзи, которые все, несомненно, приходились ему родней, не только не смущал, но даже и не интересовал Минимуса. Во всех светских вопросах он сохранял беспечную невинность. Он не то что игнорировал светские правила, а просто имел о них самое смутное представление. Если что-то казалось ему допустимым, то Минимус обычно это делал и искренне удивлялся, когда окружающие гневались. Это касалось и его отношений с женщинами.

Минимус не ставил себе целью их соблазнять. Он был от них в восторге. Если их очаровывала его мальчишеская невинность, если они находили его поэтической натурой и хотели взять под материнское крылышко или если он вдруг обнаруживал в себе влечение к какой-нибудь юной прелестнице, то все это было для Минимуса чудесами природы. Он не задумывался, с кем имеет дело – с леди или дочками фермеров, замужними или незамужними, искушенными или невинными. Минимус усматривал чудо во всем подряд. Он откровенно не понимал, почему весь мир не ведет себя так же беспечно.

Ему нравилась западная часть Нью-Фореста, и он любил свой милый домик близ Фордингбриджа, который начал со вкусом обустраивать. Стены были увешаны его собственными холстами и акварелями. В построенном им флигеле он сделал студию и кабинет, уже наполнившиеся образцами растений и насекомых, к коим испытывал научный интерес. Но наибольший восторг у него вызывала расположенная наверху спальня.

Минимус наткнулся на этот дом, когда однажды гулял неподалеку от Берли. Он заметил старый, сильно попорченный огнем коттедж, который собирались сносить. Как всегда любопытный, он вошел внутрь. Наверху, под открытым небом, он рассмотрел в золе и обугленных балках очертания сломанной кровати. Сломанной, но не уничтоженной. Старый темный дуб уцелел в огне. Убрав золу, Минимус увидел, что грубый предмет мебели покрыт великолепной резьбой. И к тому времени, когда по его просьбе мужчины спустили вниз эту вещь, он понял, что набрел на сокровище. Белки и змеи, олени и пони – все создания Нью-Фореста оживляли ее.

«Это нужно сберечь», – заявил он и за несколько шиллингов сразу купил кровать, доставил в свой дом и отреставрировал для собственного использования. Так ложе Пакла обрело новое пристанище.

Сейчас миссис Альбион уже какое-то время ждала его в церкви. Но она не думала возмущаться. Минимус вечно опаздывал. В помещении, которое напоминало грот и куда сквозь роскошные разноцветные витражи лился теплый свет, она успела обдумать, почему ее дочь Беатрис решила выйти за Минимуса Фурзи. И ей пришлось выдержать горькую ярость ее отца.

«Она хочет его только из страха, что никогда не выйдет замуж!» – кипел полковник Альбион.

«Ей почти тридцать пять», – робко напоминала миссис Альбион.

«Этот тип просто авантюрист!»

То, что Минимус происходил из того же рода, что и некоторые ничтожнейшие арендаторы полковника, не могло радовать Альбиона, каким бы приятным господином он ни был. Это нарушало порядок вещей. Не имея ни достойного занятия, ни дохода, помимо сестринских подачек, Минимус не мог быть не кем иным, как авантюристом.