* * *

Компания Джонса очень убедительно разыгрывала сценку с попавшими в беду туристами, но едва Ричард открыл дверь, они отрубили электричество и Интернет: по-видимому, отыскали возле дамбы коммутационную будку, вскрыли ее и поставили там человека с болторезом. Скорее всего Ершута. Ричард наблюдал за людьми Джонса, выяснял их имена. Про себя он окрестил Ершута Барни, как персонажа телесериала «Миссия невыполнима»; что это за фильм – знают только люди Ричардова поколения да хипстеры, которые любят смотреть допотопные телепрограммы в «Ю-тюбе». В общем, если кого и ставить с кусачками в будку, так это Ершута. Второй, Джахандар, вероятно, наблюдал с дерева в оптический прицел; когда же дверь открылась, а электричество вырубилось, Джахандар перебрался поближе к зданию – в точку, с которой мог видеть и дамбу, и дорогу на Элфинстон. Тем временем Джонс, Ершут и Митч Митчелл устраивались в шлоссе.

Митч Митчелл – так Ричард прозвал про себя янки, который требовал, чтобы к нему обращались не иначе как к Абдул-Гафару. Ричард отказывался всерьез воспринимать эти игры в Абдул-Гафара, но не знал, какое имя тот получил при рождении, а потому мог лишь гадать. И не только об имени, но и о том, что случилось с лицом и психикой этого человека.

– Сколько осталось? – первое, о чем спросил его Ричард, заметив шрамы от меланомы.

– Иншалла, нанести удар во имя веры я успею, – ответил моджахед. Ричард еле сдержался, чтобы не закатить глаза, но Митч, похоже, уловил насмешку и прибавил: – Зависит от того, добралось ли до мозга.

– Оставлю без комментариев, – сказал Ричард.

– Мне крайне жаль прерывать ваше приятное знакомство, – вмешался Джонс. – Однако я должен показать вам, Ричард, некий mpeg. Если не возражаете.

– Он ответит хотя бы на один из моих вопросов о Зуле?

– Ответит, причем на многие. Можете не сомневаться.

До этого момента Ричард и Митч Митчелл сверлили друг друга взглядами, и моджахед явно пытался убедить, что меланома действительно глубоко проникла ему в мозг и даже стерла часть поведенческих барьеров. Однако Ричард решил, что переключиться на Джонса теперь важнее. Он видел массу фотографий этого человека в Интернете и в «Экономисте», тем не менее испытывал растерянность, как бывает, когда в самом деле оказываешься рядом со знаменитостью.

– Тогда давайте перейдем в таверну, если вы не против места, где употребляют спиртное.

– Не против, если вы не собираетесь его употреблять.

– Да вы что? В пять утра?

Шутку не оценили. Ричард отвел «гостей» в таверну, где на большом экране все еще была «Т’Эрра». Вокруг Ждода собралась приличная толпа, каждый проявлял признаки элементарной боторики: вздыхал, почесывался, переминался с ноги на ногу. Однако ничего не происходило. И причина тому, как гласило всплывшее поверх остального большое окошко, – обрыв интернет-соединения. То есть Ричард не мог видеть происходившее в Т’Эрре в действительности (что бы это ни значило). Он выключил игру комбинацией клавиш. Возник стандартный рабочий стол «Виндоуз». Джонс тем временем воткнул флешку в переднюю панель компьютера. Появилась иконка съемного диска. На нем Ричард обнаружил единственный файл: Зула.mpeg.

– А вы не заразите мой компьютер? – спросил он. У этих ребят и правда тяжело с чувством юмора.

Он дважды кликнул на иконку. В стандартном медиаплейере запустилось снятое на веб-камеру дрянного качества видео с его племянницей, которая сидела на смятой кровати в черной комнате и читала вчерашнюю «Ванкувер сан».

– Я хотел взять «Глоб энд мейл», – извиняющимся тоном сказал Джонс, – но ее уже раскупили.

Вот, значит, как. Джонс хочет быть тут единственным остряком.

Ричард заплакал. На пару минут его оставили в покое.

* * *

– Для начала как нельзя кстати будет помощь с переходом через границу, – ответил Джонс, когда Ричард взял себя в руки и спросил моджахедов, что им нужно.

Ответ его несколько удивил. Обычно все хотят денег. Обращение же к его контрабандистским навыкам заставило Ричарда испытать своего рода гордость и даже благодарность Джонсу, будто тот польстил ему, проявив уважение к тем скрытым качествам, на которые всем давно было начихать.

– Да вы почти перешли. Идите на юг – не промахнетесь.

– Меня убедили, – чуть ухмыльнулся Джонс, – что это несколько труднее, чем вы говорите. И что вы – большой мастак переходить границу, не привлекая ненужного внимания.

Та часть Ричарда, которая оставалась пылким, всегда готовым помочь айовским бойскаутом, рвалась немедленно начертить карту и дать подробные указания, но Джонс хотел не этого. Проговаривать условия их сделки не было нужды, да Джонс и не спешил – британская сдержанность выветрилась из него не полностью. К тому же его люди наверняка стерегут Зулу и убьют ее, если Джонс с приятелями не перейдет границу живым и здоровым.

Другими словами, Ричарду предстояло совершить пешую прогулку и разделить с этими людьми их судьбу.

– Тогда пойду укладывать вещи, – сказал он.

– У нас есть все необходимое, – сообщил Джонс. – Разве только вам понадобится какая-то особая экипировка, одежда или лекарства…

– Оружие?

Снова эта легкая ухмылка.

– Им мы обеспечены весьма неплохо.

* * *

Когда Ричарду предъявили Зулу – издалека, с цепью на шее, – на него снова накатили слезы. Теперь, как ни странно, от радости. Знать хоть что-то лучше, чем гадать. А знать, что Зула жива, – совсем отрадно.

Первый день шагали точно на юг вдоль бывшей узкоколейки. Дорога шла все круче, пока не достигала наклона, предельного для локомотивов девятнадцатого века. Речку Блю-Форк с юга и востока ограничивала горная цепь, напоминавшая формой Кейп-Код: мощный бицепс к востоку от хребта Селькирка и хилое предплечье с севера на юг, сливавшееся с хребтом Перселла. Вдоль одного из его склонов и двигался отряд, поднимаясь все выше над Блю-Форком. Тропа постепенно начинала вилять: то протискивалась в долины, перепрыгивая речушки, то пробиралась в обход гребней, разделявших низины. В особо крутых местах над долинами были протянуты эстакады, а сквозь скалы пробиты взрывчаткой небольшие туннели; по тем временам это было безумно трудно и дико дорого, зато теперь велосипедисты и лыжники могли наслаждаться живописной трассой.

Через некоторое время застряли на сгибе локтя. Дорогу преграждал каменный бицепс, тянувшийся с запада на восток в нескольких милях от границы, – настолько высокий, что ближе к его вершине уже ничего не росло: сплошь песчаного цвета голые скалы со снежными шапками на вершинах. Такие легко спутать с крутыми дюнами, однако Ричард, исходивший местность вдоль и поперек, знал, что это гранитные выступы, которые последние несколько миллионов лет терзал и подтачивал неожиданно суровый климат. Каждая крохотная победа стихии над твердью отмечалась небольшим обвалом: камень размером с дом (или с машину, или с тыкву, или с заварочный чайник) срывался с места и падал вниз, покуда не натыкался на своих предшественников. В итоге образовалась обширная местность с чередой склонов: те под примерно одинаковым углом шли к почти вертикальным скалам, с которых и срывались камни. На глыбовых развалах ничто не росло, а потому здесь негде было укрыться от солнца или дождя. Как и отдохнуть взглядом от однообразного ландшафта (что не менее важно для душевного равновесия туристов). Идти здесь – кромешный ад, и не только из-за крутых склонов; двигаясь по такой неравномерной поверхности, невозможно поймать хоть какой-то ритм. Да и слово «идти» едва ли описывает тот способ перемещения, на который обречен любой, кого по глупости или невезению занесло в эти места.