Мы славненько поиграли, осаждая свинарник по всем правилам военной науки. Правда, команды отдавать приходилось исключительно шёпотом из опасения, как бы кто-нибудь нас не услышал и не явился, чтобы выгнать.

Поблизости обнаружились хвойный лес и поля, а сверх того – грозные объявления, висевшие снаружи дома. Они предупреждали, что нарушителей границ частных владений ждёт наказание, предусмотренное действующим законодательством.

Развязать узлы на соседской верёвке оказалось очень трудно. Мы одолели только один, а затем купили на карманные деньги точно такую же новую верёвку, а старую запрятали в укромном месте среди зарослей ежевики, чтобы воспользоваться ею, как только нам это потребуется.

Мы нашли обходной маршрут и теперь пробирались к дому сквозь лаз в живой изгороди и подъездную аллею, а не по открытым полям, где любой мог заметить нас и, проследив, куда мы держим путь, сказать, что нам туда ходить нельзя.

Походы к заброшенному дому стали у нас ежедневными. Наблюдательная вышка пустовала без дозорного, и, случись кровожадным сарацинам пройти той стороной на Лондон, город ожидало бы никем не предупреждённое ужасное нашествие.

«Заканцеляренное» пространство оказалось отличным местом для игр. Особенно после того, как Освальд выяснил настоящее значение слова «канцелярия» и уже больше не опасался, что его могут здесь превратить в какую-нибудь леди с головой свиньи или сделать от пояса до ступней мраморным.

Какое-то время спустя нам захотелось проникнуть в дом, причём захотелось так сильно, что сердца наши больше не радовались свинарнику и курятнику, где раньше мы блаженствовали, как в самом счастливом волшебном сне.

Увы, все двери дома были накрепко заперты. Тогда мы занялись сбором старых ключей и, притащив с собой всё, что удалось найти, принялись подбирать к дверям, но тщетно. Эти фитюльки от письменных столов, сундучков для рукоделия и чайных шкатулочек солидным дверным замкам, естественно, не подошли.

И тут Освальд, чья наблюдательность вполне справедливо считается выдающейся, заметил, что один из прутьев решётки, закреплённой поверх подвального окна, неплотно сидит в кирпичах. Вырвать его для юноши с львиным сердцем было делом мгновенным.

И вот уже Освальд проник сквозь образовавшийся лаз в узкое пространство за прутьями, похожее на неглубокий погреб, но без ступенек, где внизу валялись осколки стекла и старые слежавшиеся тряпки, а в дальнем конце находилось маленькое, затянутое паутиной окно.

Освальд снова вылез наружу и сообщил о своём открытии остальным, которые в это время пытались выковырять плитки, которыми был замощён двор, возле конюшни, чтобы после подрыться под сильно выщербленный нижний угол её двери.

Бросив своё занятие, они поспешили к подвальному окну. Там после краткого совещания было решено окончательно разбить стекло, уже кем-то до нас и так изрядно расколоченное, попытаться просунуть внутрь руку и открыть шпингалеты. И конечно же, чести это проделать удостоился Освальд, рукой которого был уже вытащен прут решётки.

Он решительно снял с себя куртку и, обмотав ею кулак, бесстрашно нанёс стратегический удар по стеклу в том месте, где находился запор. Осколки посыпались внутрь с вполне ожидаемым шумом. В газетах, я полагаю, его сравнили бы с «тошнотворным хрустом ломающихся костей», однако на самом деле осколки глухо звякнули. Освальд от этого даже вздрогнул, а Г. О. сказал:

– А вот вдруг окажется, что там, за окном, бездонный колодец?

Мы посчитали такое не слишком-то вероятным. Однако, когда исследуешь неизведанные пространства, никакие предосторожности не могут быть лишними.

Освальд открыл очень ржавые шпингалеты, и окно отворилось навстречу ему, словно дверь. Места в пространстве под решёткой теперь едва хватало лишь для него и отворившейся рамы. Он нагнулся вперёд, заглянул внутрь и не особенно удивился, увидев там не бездонный колодец, а подвал.

– Всё в порядке. Идите, – скомандовал он остальным.

Дикки отреагировал на зов Освальда так стремительно, что тот, не успев ещё до конца пролезть внутрь, получил от брата ботинками по плечам. Элис хотела спуститься сразу же после Дикки, но в это время Ноэль взмолился:

– Нет, подожди. Я думаю, мы с тобой должны проследить за Г. О., чтобы он не полез туда раньше, чем мы убедимся, что это безопасно.

Освальд надеется, Ноэль это сказал не из трусости, хотя с поэтами никогда точно не угадаешь (душа поэтов – вечные потёмки).

В подвале, куда нырнул Освальд, пахло отсыревшей плесенью, как в мышеловках; там стояли бочки, а также валялась солома. Этот передний отсек подвала переходил в следующий, с остатками угля, который хранился здесь в прежние времена.

Из угольного подвала мы попали в ещё один, где по стенам тянулись полки, как в корабельном кубрике с койками для матросов или в катакомбах, где замуровывали ранних христиан, но нам, конечно же, было ясно, что это всего лишь винный погреб. У нас в доме имелся точно такой же.

Здесь мы начали зажигать спички, при свете которых обнаружился целый марш каменных ступеней. Мы стали подниматься по ним. Лестница делала повороты, и Освальду не стыдно признаться, что на подходе к каждому из них он замирал в ожидании: вдруг за поворотом караулит чудовище? Но ничего такого не происходило.

Тем не менее, выбравшись наконец из подвала и попав в заднюю кухню с раковиной, медным котлом и сушилкой для тарелок, Освальд им обрадовался, как старым друзьям, и проникся почти братскими чувствами к дырявому ведру для угля.

Выйти наружу – вот первое, о чём мы моментально подумали, и кинулись к задней двери. Все засовы на ней сверху донизу были задвинуты и покрыты ржавчиной, скрепившей их не хуже цемента, однако в конце концов они не устояли под нашим упорным и терпеливым натиском. Только вот дверь после этого не открылась. Тогда, наклонившись и хорошенько её изучив, мы поняли, что, кроме засовов, она ещё заперта на замок.

Дикки тут же пал духом и произнёс:

– Бесполезно.

Находчивый Освальд, однако, тем временем, оглядевшись, заметил висевший на гвоздике ключ. Убедительное доказательство, что не надо сразу впадать в отчаяние.

Ключ оказался неправильный. Впоследствии выяснилось, что он от курятника. Тогда мы пошли к парадной двери. С внутренней стороны её был вбит гвоздь, а на нём висела целая связка ключей.

– Ну, сейчас сам убедишься, насколько я прав, – сказал Освальд.

И, как чаще всего случалось, он действительно не ошибался. К ключам были привязаны бирки, и на одной из них значилось: «Задняя кухня». Мы тут же его применили по назначению. Дверь отомкнулась.

– Можно без опасений вводить Г. О., – сказал Освальд после того, как дверь, скрипя, согласилась открыться навстречу солнечному свету, двору, вымощенному плиткой,