Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ужинаем, я и начала:
– Хочу знакомого в гости позвать. Человек хороший, непьющий… Работаем вместе. Вы, – спрашиваю, – как – не против?
Евдокия губы поджала:
– Здрасьте! А мы-то при чем? Хочешь звать – зови.
– Ну как же, – говорю, – семьей живем.
– То-то и оно, – отвечает. – В се́мью таких гостей не водят – на стороне как-нибудь устраиваются.
– Да бог с тобой, Евдокия Тимофеевна! – Ариадна за меня заступается. – Что же ты такое говоришь?..
– Да уж говорю, значит, знаю. Не со вчерашнего на свете живу. Только учти – дите все видит, все замечает, как вы бабкам ее возьметесь подкладывать, чтобы блудить не мешала.
Гликерия руки об фартук вытирает – глаза в пол.
– Может, – говорит, – и вправду сюда-то не стоит…
– Вот-вот, – Евдокия подхватила, – ты ее слушай. Она у нас мастерица – по этаким-то делам.
Глотаю. Комок в горле. Слезы капают. Гликерия поглядела – рукой махнула.
Ариадна чашку сдвинула:
– Не пойму, что тут особенного… Придет человек, попьет чаю.
Евдокия плечом дернула.
– Ну, глядите… – говорит. – Как бы после плакать не пришлось – кровавыми слезами умываться… Сам-то он где обретается – в общежитии?
– Пока что, – объясняю, – в общежитии. К майским комнату обещали дать.
– Ну а ты ему на что будешь – ежели комнату дадут?
Растерялась, прямо не знаю, что и сказать. Гликерия руками всплеснула.
– Злая ты, – говорит, – Евдокия. Все-то у тебя не по-людски.
– Чего ж тут – не по-людски? – усмехается. – Мужик он свободный: ему свободная баба нужна либо – девка. Ты вон небось на детей не захотела. А тут еще – немая… Своих-то инвалидов бросают – а такую-то разве станет кто жалеть?
Ариадна не слушает:
– Если в гости придет, надо принять как следует. Обед праздничный приготовить, к чаю купить.
– Бутылочку еще, – Гликерия губы облизнула.
Евдокия стулом пристукнула – ушла.Ночью лежу – из головы нейдет: слова ее злые. А это-то особенно: инвалид. А ну как, думаю, ее правда? Мало слезьми умывалась – снова горя ищу… Да ладно себе, – дочери… Глаза закрыла: сон давешний, боюсь, приснится. Что скажу, как оправдаюсь? Проснулась: нет. Не приснилось, не привиделось. Чернота одна. На работу иду – все раздумываю: звать, не звать. Пока дошла, решила: не стану. А не дождется – значит, так тому и быть.
В обед подходит – улыбается. Глаза веселые. «Ну, – спрашивает, – подумала? Я уж и подарочек ей купил – со знакомством. Меня ребятишки любят. Я ведь младшим в семье – у старших сестер племянники мои. Бегали вместе. Я им и дядька, а вроде и друг-товарищ».
Молоко прятать пошла: что ж это жизнь проклятая делает?.. Евдокия-то прямо зверь зверем. Верно Гликерия сказала: все не по-людски. Будто в Америке живет. Жизнь у ней, конечно, нелегкая, всех похоронила, но так-то рассудить – а Ариадна? У нее ведь тоже все в земле лежат, уж и косточки сгнили, а сердце живое осталось…
Ладно, думаю. Пусть Сюзанночка ненадолго выйдет – познакомится, подарок примет. А за столом ей делать нечего. Объясню: стесняется ребенок, да и к гостям не приучена. Старухам только накажу, чтоб молчали. Авось и не заметит. А потом-то, может, она ему и глянется – девка умная, по-французски знает. Скажу, врач смотрела, не нашла ничего. Бог даст, заговорит.Гликерия учит:
– Ты гляди, обновку свою надень.
– Хорошо, – говорю. – Только вы-то, главное, Евдокию Тимофевну попросите. Пусть уж про немоту молчит.
– А сама чего ж? – спрашивает.
– Так сердится она, – отвечаю. – А к вам и прислушается скорее.
Гликерия, гляжу, мнется. Стоит – не уходит.
– Ты, – говорит, – сердца на нее не держи. Жизнь ее такая – вроде доски стиральной: ребрами да ребрами… Думает, раз жизнь вокруг басурманская, значит, и люди все – басурмане. А Бог милостив. Чистых душ все одно больше. Может, и тебе повезет…
– Спасибо вам, Гликерия Егоровна. И на добром слове, и на пожелании. Вы и сами знайте, и обеим другим скажите – как бы ни сложилось, доброты вашей не забуду. Вы мне – семья. А что ошибку по молодости совершила – этого больше не повторится. И не сомневайтесь.
– Вот, – говорит, – и Господь с тобой. Ты ведь нам тоже родня. – Руку подняла, в щепотку сложила. – Нагни, – велит, – головку.
Крестик надо мной положила: ровно как мать. В детстве, бывало…
К дверям пошла – оборачивается:
– А ежели что, так не теряйся – про уксус-то не забудь…Так-то хорошо вроде: селедочка, огурцы соленые… Кагора бутылку взяла. Картошки наварим. Лучок на постном масле обжарить… Винегрет-то, думаю, не буду – не праздник. Вот если на майские, тогда уж. Блинков напеку. Сюзанночка блины любит. Хорошо, а все одно – не по себе. Как представлю застолье это: старухи сидят, зыркают. А потом – как ему объяснить? Скажу: родня материна, седьмая вода на киселе. Дескать, сперва и знать не знала, а потом родней и сочлись…
В переднюю вышла – тут только вспомнила: платье-то… С блинами этими закрутилась, забыла совсем. Да уж поздно теперь…
Открываю – стоит:
– Здравствуйте вам.
Голос степенный, а глазом-то мигает – весело ему.
– Хорошо! Пирогами с лестницы пахнет. Ну, где же дочерь твоя?
Тут только заметила – коробка у него. Сюзанночка, кричу, выйди.
Из комнаты выглянула. Глазенки такие круглые. Евдокия тоже выходит – у притолоки замерла.
– Познакомьтесь, – говорю, – вот: Евдокия Тимофеевна. А это – Николай…
– Никифорыч по батюшке, – он мне подсказывает.
– А вот, – обернулась, – дочь моя, Сюзанна.
Коробку ей протягивает. На меня глянула – взяла.
– Это, – ей объясняет, – юла называется, по-нашему – волчок. Знаешь, как играться? – Головой качает: не знаю. – А я вот покажу.
Назад забрал, открыл. Донышко красное, наверху – стеклышко прозрачное или пластмасса. Под стеклом – упряжка: лошадка, кучер на облучке. На пол поставил – за ручку берется… Крутится, вертится – музыка тоненько поет… Понеслась… Сюзанночка рот раскрыла – любуется.
– Ну, – спрашивает, – сама-то сумеешь? – Юла кувырк на бочок. – Что-то ты, я гляжу, неразговорчивая. Меня, что ли, напугалась? Так не бойся. Я же не серый волк.
– А она у нас, – Евдокия голос подает, – вовсе не разговаривает. Немая с рождения.
Стою – сердце полоснуло.
– Так уж, – он-то улыбается, – немая… Немые-то – не слышат. А она и слышит все, и понимает.
– Понимает, ой, понимает, – подхватываю. – Даже книжки французские понимает. И передачи по радио…