Сдерживающим началом в рабочем движении были лишь наиболее откровенные оппортунисты правого толка — легальные марксисты, экономисты и только что появившиеся на исторической сцене меньшевики, но их было мало, и на положение дел на заводах и фабриках они почти не влияли. Гораздо более эффективным средством борьбы с революцией были так называемые «зубатовские» организации, получившие название по фамилии их основателя — жандармского полковника Сергея Васильевича Зубатова, начальника Московского охранного отделения. Эти организации ориентировали рабочих на мирный диалог с предпринимателями и властями, отказываясь от забастовок и тем более политических требований, ставя во главу улучшение экономического состояния рабочих: повышение заработной платы, сокращение рабочего дня, улучшение условий труда, страхование и т. п. Из-за всего этого сущность «зубатовских» организаций левые радикалы называли «полицейским социализмом». Но для царского правительства даже и они были неприемлемы, ибо временами и их члены оказывались вовлеченными в стачки и забастовки и вместе с другими подрывали устои государства. Расшатыванию политической ситуации в России способствовали и меры либерализации режима, предпринятые Святополк-Мирским. Он добился от Николая II частичной амнистии, ослабил цензуру, разрешил проведение земских съездов. В ноябре 1904 года министр выступил с проектом реформ о включении в Государственный Совет выборных представителей от земств и городских дум, вернувшись к тому, чего почти четверть века назад добился от Александра II М. Л. Лорис-Меликов. 12 декабря 1904 года Николай II издал указ, обещавший ряд реформ. Радикальные элементы России воспринимали все это как очевидное доказательство слабости самодержавия и усиливали натиск на него на всех фронтах, в результате чего в стране создалась нестабильная, взрывоопасная обстановка.

И наиболее угрожающей оказалась она в столице империи — Санкт-Петербурге, где достаточно было одной искры, чтобы вспыхнул пожар революции. И она была высечена в цехах военного Путиловского завода в конце декабря 1904 года, когда там уволили четырех рабочих, состоявших в «зубатовской» организации, называвшейся «Собрание русских фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга», организации, возглавляемой кандидатом богословия, священником Петербургской пересыльной тюрьмы Георгием Гапоном. Отец Георгий пытался договориться об их восстановлении на работе с администрацией завода, с чиновниками военных ведомств, ибо завод работал на войну, но его старания не увенчались успехом. Тогда Гапон призвал путиловцев к забастовке протеста, и 3 января огромный завод остановился. К путиловцам присоединились рабочие и других петербургских заводов и фабрик, и стачка стала всеобщей.

Все происходящее в Петербурге разворачивалось на фоне других событий: 2 января пал Порт-Артур, 5-го в Баку стачечники столкнулись с войсками, тогда же в Риге произошла мощная демонстрация, и в тот же день в Екатеринославе было совершено покушение на полицмейстера. 7 января произошла демонстрация в польском городе Люблине, а стачечники Баку снова столкнулись с войсками — на этот раз с казаками. И, наконец, 8 января еще две политические демонстрации случились в Польше — в Ченстохове и Седлеце.

8 января Гапон отправил министру внутренних дел Святополк-Мирскому письмо, извещавшее, что 9 января в 2 часа дня на Дворцовую площадь явится мирная манифестация рабочих для вручения царю петиции. Текст петиции прилагался к письму. Свои чувства и просьбы завтрашние манифестанты изложили в самых миролюбивых и почтительных тонах, назвав свое обращение к царю «великим прошением». «Государь, — писали уполномоченные ими Гапон и рабочий Вассимов, — мы, рабочие и жители города Санкт-Петербурга разных сословий, наши жены, дети и беспомощные старцы-родители, пришли к тебе, Государь, искать правды и защиты…»

Главной просьбой рабочих был созыв Учредительного собрания, в котором были бы представители всех классов, сословий и профессий. А кроме того, они просили провести всеобщую амнистию для политических заключенных, прекратить войну, передать землю народу, снизить кредитные ставки, ввести 8-часовой рабочий день, установить нормальную заработную плату и государственное страхование рабочих. А заканчивалась петиция так: «Вот, Государь, наши главные нужды, с которыми мы пришли к тебе. Лишь при удовлетворении их возможно освобождение нашей родины от рабства и нищеты, возможно ее процветание, возможно рабочим организоваться для защиты своих интересов от эксплуатации капиталистов и грабящего и душащего народ чиновничьего правительства.

Повели и поклянись исполнить их, и ты сделаешь Россию и счастливой, и славной, а имя твое запечатлеешь в сердцах наших и наших потомков на вечные времена. А не повелишь, не отзовешься на нашу мольбу — мы умрем здесь, на этой площади, перед твоим дворцом. Нам некуда дальше идти и незачем. У нас только два пути: или к свободе и счастью, или в могилу. Пусть наша жизнь будет жертвой для исстрадавшейся России. Нам не жаль этой жертвы, мы охотно приносим ее».

Последние слова «великого прошения» оказались великим пророчеством: царь не отозвался на их просьбу, ответив ружейным огнем, и многие из них умерли здесь, на этой площади, перед его дворцом, и их жизни стали жертвой для исстрадавшейся России…

…В воскресенье, 9 января 1905 года, в 10 часов утра у Нарвского отдела гапоновского Общества собралось около 20 тысяч человек. К ним, в рясе, с обнаженной головой, с крестом в руке вышел отец Георгий. Напутственное слово произнес инженер-путиловец, эсер П. М. Рутенберг. Около 11 часов рабочие, празднично одетые, с разнаряженными по-праздничному женами и детьми спокойно и медленно двинулись к центру города, неся флаги, хоругви и портреты царя и царицы. Рабочие пели церковные гимны, и, увидев все это, первые полицейские пикеты, сняв шапки, примкнули к манифестантам, а два полицейских офицера пошли впереди колонны.

Не доходя двух метров до Нарвских ворот, идущие увидели солдатские цепи и впереди них ряды кавалеристов с обнаженными саблями в руках. Толпа, не останавливаясь, шла вперед, как вдруг, без всякого предупреждения, конники сорвались с места и стали топтать и рубить людей. И тут же затрещали винтовочные залпы пехоты. Одними из первых пали полицейские офицеры, а вскоре, раненный в плечо и в руку, почти обезумевший Гапон бежал вместе с Рутенбергом, крича: «Нет у нас больше царя!» Рутенберг увел Гапона к одному из своих друзей и спрятал его там.

* * *

Манифестанты, кроме Нарвского отделения, собрались и еще в трех других — на Петербургской стороне, на Васильевском острове и на Шлиссельбургском тракте. И все они были так же расстреляны и порублены, как и манифестанты, шедшие к Нарвским воротам.

Всего было убито и ранено более четырех тысяч человек. К вечеру в разных местах города стали возникать баррикады, но войска и полиция быстро сносили их, расстреливая и арестовывая сопротивляющихся.

Через три дня в Петербурге наступило затишье, но это воистину было затишье перед бурей. А она уже началась, всколыхнув Великий, но отнюдь не Тихий океан, в который за один-два дня превратилась Россия.

* * *

А сейчас, немного забегая вперед, расскажем о судьбе вдохновенного вождя петербургских рабочих — отца Георгия, рыцаря без страха и упрека в глазах сотен тысяч его сторонников и приверженцев.