– Куда это мы направились? – неожиданно звонко спросила Холли.

Я повернула назад.

Это тот путь, по которому мы пришли. Мрак следует за нами по пятам. Мы пришли отсюда – на этом перекрестке мы встретились с Константен. – Я перешагнула через ее мертвое тело. – Постарайся восстановить в памяти рисунок Жако. Или твою подвеску.

– Я вспомнила! Теперь прямо. – Я подчинилась. – Потом налево. Чуть дальше будет поворот направо, но ты не обращай на него внимания, это тупик… Продолжай идти. По следующему коридору направо. – Я шла и думала, как Мрак разливается над телом Константен. – Теперь налево. Вперед. Еще несколько шагов и… Нет, еще немного вперед. Мы уже совсем близко от центра лабиринта, но нам придется пройти по кругу, потому что впереди ловушка. Следующий поворот налево. Теперь вперед под арку… и поверни направо. – Позади отчетливо слышался шелест преследовавшего нас Мрака; все укорачивавшиеся боковые проходы и тупики, казалось, постепенно высасывают из него силы, заставляя двигаться медленней. – Слева будет проход, но ты на него внимания не обращай… Теперь поверни направо. Через перекресток. Скорей! Поверни направо. Поверни налево. Сейчас мы должны оказаться… – Арочный проход впереди был черен, но не из-за отсутствия в этом подземелье света, а непроницаемо черен, как черно Последнее Море; это была чернота, которая ничего не отражала и поглощала даже тот мой свет, который исходил из открытой чакры на ладони Холли.

Я сделала еще шаг и оказалась в…

* * *

…помещении с потолком-куполом тускло-красного, как марсианский, цвета, того же цвета, что и стены в лабиринте, но только наполненного жизнью благодаря резким теням множества птиц. Комната была освещена золотисто-красным, вечерним, светом, исходившим от большого золотого яблока, которое висело в воздухе примерно на высоте человеческого роста.

– Боже… – Несмотря на все, что Холли довелось за сегодняшний день узнать и увидеть, у нее перехватило дыхание. – Посмотри, Маринус! Оно что, живое?

Мне кажется, это чья-то душа.

За свою невероятно долгую жизнь я, естественно, много раз слышала о золотых яблоках. О золотых молодильных яблоках слагали стихи и сказки. Золотые яблоки изображали на своих картинах художники. Не только Венера на знаменитом полотне Бронзино держала в руках золотое яблоко, но именно эта картина была так хорошо знакома Кси Ло, и у меня возникли кое-какие подозрения. Хотя я и сама однажды держала в руках настоящее золотое яблоко, выкованное из казахского золота в XI веке неким мастером при дворе Сулеймана VI; у того яблока был еще листочек из зеленого персидского жадеита, а на листочке – капли росы из жемчужин с острова Святого Маврикия. Но разница между тем золотым яблоком и этим была равносильна разнице между чтением любовных стихов и состоянием любви.

Глаза Холли были полны слез.

– Маринус…

– Это наш путь назад, Холли. Коснись яблока.

– Коснуться? Я не могу его коснуться. Это так…

Кси Ло создал его для тебя, для этого момента.

Она приблизилась к яблоку еще на шаг. Было слышно, как снаружи шелестит воздух в оперении стремительно пролетающих птиц.

– Одно прикосновение, Холли. Пожалуйста. Мрак приближается.

Холли протянула к яблоку свою исхудавшую, грязную, покрытую ссадинами руку.

Покидая тело своей «хозяйки», я услышала нежную песнь горлинки.

Холли исчезла.

* * *

Птицы-тени тоже исчезли, как и золотое яблоко, как и помещение с потолком-куполом. Теперь я находилась то ли в какой-то гробнице, то ли в темном мавзолее. Впрочем, теперь мне было все равно: я умирала. Умирала насовсем. Но, умирая, я знала, что Холли Сайкс в безопасности, что долг Хорологов перед нею выплачен до конца. И это хорошо. У Аоифе по-прежнему есть мать. Я вызвала слабое свечение и мысленно спросила у Хьюго Лэма: Зачем умирать в одиночестве?

Он убрал защитное поле и стал видимым.

– А действительно, зачем? – Он поморщился, коснувшись сильно разбитой скулы. – Ох ты черт! Ну и вид у меня, должно быть! Чертов смокинг! Мой бангладешский портной с Сэвил Роу – просто гений, но шьет только двадцать костюмов в год. Скажите, а почему Кси Ло оставил вам только один волшебный билет в мир живых?

Я переместилась туда, где раньше висело золотое яблоко. Оно исчезло полностью, до последней частицы, до последнего атома. Явление транссубстантивности. Слепой Катар постоянно получал подпитку за счет тех душ, которые вы ему поставляли. А Кси Ло поддерживал себя за счет… внутренних резервов; «батареек», если можно так выразиться. Но почему вы-то не воспользовались этим волшебным билетом?

Он уклонился от ответа и спросил:

– У вас случайно нет сигаретки, Маринус?

Я же дух. У меня и тела-то нет.

Из-под двери, точно песок, просочилась тонкая струйка Мрака.

Вы выискивали жертв, лгали им, обхаживали их, соблазняли, убивали…

– Это были чистые, безболезненные убийства. Эти люди умерли счастливыми.

…став Маркусом Анидером, вы убили даже собственное «я».

– Неужели вы действительно хотите провести последние мгновения жизни, читая мне приговор? Чего вы от меня хотите? Что бы я, как в какой-нибудь пьесе, повинился и воскликнул «Mea culpa!»?

Мне просто интересно, почему Хищник, который столько лет ни о чем другом, кроме себя любимого, не думал и который всего лишь на прошлой неделе хвастался тем, что убил Оскара Гомеса, теперь вдруг…

– Неужели вы до сих пор сердитесь на меня за это?

…Теперь вдруг проявляет благородство и готов пожертвовать своей, чрезмерно растянувшейся, молодой жизнью во имя простой смертной? Ну, говорите же. Обещаю, что не скажу ни одной живой душе.

Бормотание Мрака становилось все громче. Мне не хотелось слышать его голос.

Хьюго Лэм отряхнул рукав своего драгоценного смокинга. Потом спросил:

– Вы ведь сканировали мозг Холли, я полагаю?

Да, и весьма экстенсивно. Мне пришлось это сделать: я должна была отыскать Эстер Литтл.

– Вы видели нас в Ла-Фонтен-Сент-Аньес? Холли и меня?

Я слишком долго колебалась, и он не выдержал:

– Значит, вы всласть насмотрелись? Ну что ж. Вот вам и ответ на ваш вопрос. – Мрак еще активней просачивался из-под двери, напевая, что больно нам не будет, больно не будет, больно не будет… Уже треть пола скрывалась под его темной пеленой. – Вы видели, как Холли тогда врезала Константен по башке? Ирландская кровь! Грейвзендские мускулы. Чего стоят после этого всякие рассуждения о происхождении и наследственности!

Значит, вы стояли рядом и спокойно наблюдали?

– Мне никогда не было свойственно бессмысленное геройство.