чтобы убедительно взглянуть. — Мне на работу через два дня, как я могу исчезнуть? — улыбается.

— Ты и в правду несносная девица, — тётушка пригрозила кулаком и тоже улыбнулась. Она должна верить. Ну не будет Делия возвращаться туда, зная, что там обидят, не будет. А значит, Астарот был с ней достаточно нежен и учтив. Старшая знает свою девочку, та точно не побежит в лапы насильника и маньяка.

— Я очень тебя люблю, Миртл, и обязательно приду в ближайшее время. Просто я больше не могу. Мне нужно туда, я это знаю, — она целует тётушку, машет на прощание и тихонько выходит за дверь под волнующийся, прощающий взгляд матери. Только мать может так понимать.

* * *

Привычная энергия встречает её в Аду, и ей хочется смеяться от всей абсурдности ситуации. Корделия Гуд, не оглядываясь, торопится в Преисподнюю. Приплыли. Однако ей спокойно, и она уверено идёт к двери его покоев. А его там нет. Блондинка начинает волноваться. Неужели опять кому-то что-то доказывать пошёл? Ему надо отлёживаться, вот же… Вдруг мощный поток магии окутывает девушку. Он зовёт её из кухни. Ведьма воинственно разворачивается и направляется к нему. Да, действительно, вот он, одетый в коричневую рубашку, целомудренно полностью застёгнутую, в тёмных брюках, стоит, улыбается, а позади него стол. С фруктами, индейкой, картошкой и ещё парочкой вкусных, её любимых, угощений, красиво оформленный, только свеч не хватает. Наверное, посчитал, что не к месту.

— Я знаю, что ты будешь ругаться, но я полностью восстановился, правда. Ран нет, чувствую себя идеально и готов к новым подвигам, — вместо приветствия скандирует демон.

— Астарот, — со смиренной безысходностью вздыхает ведьмочка и дарит ему нежную улыбку, — ну и что ты тут воротил?

— Я подумал, что ты захочешь кушать после работы и решил сделать небольшой сюрприз, — он подходит к стулу и отдвигает, призывая ведьму сесть, — поедим? Тут есть фирменная картошка с индейкой, как ты любишь.

— Сам готовил? — Делия присаживается и чувствует, что и впрямь проголодалась.

— Слуги. Я сначала старался и сделал сам, но когда попробовал, понял, что тебе такое есть нельзя. Тут никакое бессмертие не поможет, — и они оба весело хохочут. — Как на работе? Устала? — интересуется мужчина, садясь напротив. Её глазки маняще горят.

— На самом деле, да. Я не привыкла к такому. Пусть я и занимаюсь флористикой, — на этих словах брюнет присвистнул, удивляясь, как ей так удалось найти работу по душе, — но всё же мне непривычно укладываться в определённый срок с какими-то поручениями, и я изматываюсь.

— Ничего, малыш, ты сильная девочка, привыкнешь. Ещё сама себя переплюнешь, — подбадривает он.

— И где же мне ещё встретить такого доброго демона? — мечтательно улыбается блондинка.

— О, я в единственном экземпляре.

— Не сомневаюсь.

Она рассказывает и про букет в конце дня, вызывая в красноглазом щемящее тепло. Помнит, котёнок, радуется. Нужно ещё подарить, если не уйдёт. Вот чёрт.

После трапезы, Астарот идёт с ней в комнату и неловко заговаривает.

— Малыш, тебя кто-то обидел? Там, на верху? Просто ты так неожиданно пришла и…будто тебе нужна была какая-то помощь. Если кто-то сделал тебе больно…

— Никто, — резко перебивает ведьма, — никто меня не обижал. Я пришла к тебе, — видно, что собирается с силами.

— Ко мне? — он выглядит озадаченным.

— Астарот. Ты сказал, что любишь меня, — котёнок садится на краешек кровати, опуская глаза и мнёт подол платья. — И… — ужасно смущается и мнётся. Тяжело. — И мне кажется…я не знаю до конца, но думаю…почти уверена, — тяжёлый вздох и поднятый взгляд, — что я…кажется тебя тоже, — вот теперь легко. Самое страшное позади.

Если это сон, то стоит ли просыпаться? Что-то подобное проскальзывает в его голове. Делия и «люблю» в отношение его никак не вязалось, было просто фантастикой. Чёрт, да как она умудряется так его переворачивать с ног на голову по десять раз за день?! Любит. Кажется. Это кажется вообще не смущает, учитывая, что она сама пришла и сидит здесь, такая желанная и родная. Он не может в это поверить. Его старания окупились. Да это лучшее, что может услышать такая скотина, как он из уст такой недосягаемой малышки. Лишь бы не свалиться от нахлынувших эмоций. Моль в животе превращается в слащавых бабочек. Он в два счёта оказывается рядом, нависает над ней и ставит руки по обе стороны от её бёдер.

— Просто скажи, что ты моя.

Его взгляда достаточно, чтобы понять, что это того стоит. Достаточно, чтобы стереть в собственной голове все рамки приличия и общественных порицаний, чтобы потеряться в необъяснимой страсти предполагаемого Стокгольмского синдрома.

— Твоя.

А этого достаточно ему. То, что нужно, чтобы повалить на постель, жарко, не сдержанно целуя.

Дальше Делия не понимает, с ней ли разум и нужен ли он вообще сейчас. Она доверчиво и без сомнений подставляет шею под настойчивые, собственнические, голодные губы и первая рвёт хлипкую рубашку. Поцелуи обжигают, раскаляют до невозможного, и им обоим плевать на всё и всех, остаётся только нечеловеческое желание раствориться друг в друге.

Когда он дорожкой поцелуев добирается до груди и жадно втягивает губами сосок, она стонет так, что сама краснеет от такого бесстыдного звука. Ещё. Нужно больше. В миг становится жарко. Они суетятся, судорожно раздевая друг друга, стягивая эту блядскую одежду. И нахрена он вообще оделся? Её чертовски бесят эти брюки.

Он играется с сосками, проходит ногтями по рёбрам, и она выгибается, пытаясь быть ещё ближе. Такой он её ещё не видел, и от этого кровь закипает, провоцируя рычать, кусать нежную кожу, сжимать сильнее и гладить бёдра. Корделия стонет только громче, хватает за волосы и тянет к губам, переплетаясь языками. Вишня, коньяк, демон, повелитель. Она его полностью, и сегодня она отдаётся без остатка, лишь бы снова и снова чувствовать окутавший тело жар и грубые ладони.

Когда всё тело зацеловано и исцарапано, его руки спускаются к намокшему низу, начиная нетерпеливо массировать клитор.

— Ммм, чёрт, — срывается с пересохши губ, а по телу расходятся резкие разряды тока, покалывая в сосках и доходя до разума, окончательно его отключая. — К чёрту пальцы, Господи, просто возьми меня!

— Блять, ты меня добиваешь, солнце, — отзывается, еле выговаривая. Котёнок умоляет и хныкает, она ужасно скучала по его телу, и возбуждение доходит до опасной грани.

Он целует, а она кусается, почти приказывая трахнуть её прямо сейчас. Это уже не та милая Делия. Это его Королева, добровольно спустившаяся к нему. Демон отрывается от сочных просящих губ и резко входит на всю длину, выстанывая её имя. Как же феерически