Время от времени в люкс забредал Спинке и, казалось, совершенно не замечал ничего, что кто-либо, включая меня, говорил о матче. Его даже не встревожило, когда в Лас-Вегас приехала его мать и первому же встречному репортеру заявила, мол, на ее взгляд, это «позор», что ее сына «побьют по телику», лишь бы «бизнесменишки из Нью-Йорка» заработали кучу денег.

Леона Спинкса никакие опасения не мучили. Мозги у него работают довольно прямолинейно, и чем больше я видел его в Лас-Вегасе, тем больше убеждался, что мысль о том, что в бою за титул мирового чемпиона в тяжелом весе ему придется сражаться с идолом его детства, решительно его не волновала, выиграет он или нет.

– Конечно, он величайший, – говорил Леон немногим репортерам, умудрившимся разыскать его и спросить, что он думает об Али, – но рано или поздно ему ведь придется дать слабину, так?

С прессой он обходился вежливо, но было очевидно, что вопросы его решительно не интересуют – а собственные ответы и того меньше, от чего он отмахивался так же небрежно, как разбивал два сырых яйца в каждый бокал пива, который пил во время интервью.

Не интересовали его и отчаянные потуги Арума поднять перед матчем шум в прессе.

* * *

Любой сколько-нибудь вменяемый кандидат в президенты, рок-звезда или пиарщик чемпионата по боксу, скорее всего, уволит высокопоставленного советника, который устроил, чтобы он с женой провел две недели в маленькой спальне, смежной с комнатой, которая одновременно служит баром, штаб-квартирой и базой всех серьезных операций. А ведь именно это выкинул в Лас-Вегасе Арнум, и его выходка настолько не укладывалась в поведение человека, имеющего отношение к большим Деньгам, Власти и Связям, что у меня зародились нехорошие подозрения. Мы с Бобом достаточно долго дружили-, чтобы я более-менее понимал: он не безнадежный тупица и не сумасшедший. Но у меня много странных друзей, и я до сих пор, невзирая на несколько вопиющих исключений в сфере южной политики и чернокожих наркодельцов в комбинезонах «Айрон бой», на девяносто восемь процентов доверяю своей интуиции, и пока Арнум не выкинет чего-то такого со мной, буду называть его другом и относиться к нему как прежде.

С этим покончили, и давайте вернемся к путаной саге и моим ощущениям в Лас-Вегасе. Приближался день боя, и у меня все больше сомнений возникало и относительно моего одиночества, и того, что оно могло бы значить, да и относительно моего понимания профессионального бокса как спорта или бизнеса в целом. В огромном «Хилтоне» Вегаса я чувствовал себя в полной изоляции, даже лучшие друзья начали снисходительно хмыкать на мои телефонные жалобы, дескать, мне адски трудно поставить на Леона Спинкса десять или даже восемь к одному, – вот тут я испытал несколько нервных минут, недоумевая, может, я и впрямь сошел с ума, как все о том свидетельствует.

Книгу Плимптона я прочел лишь много позже, и именно из нее узнал, что был единственным писателем Америки настолько бессердечным, чтобы приехать в Лас-Вегас посмотреть, как побьют Мухаммеда Али.

Кем бы или чем бы я ни был, но только не другом Чемпу. Отчасти верно: ведь я не только явился на матч, но так глубоко увяз в зыбучих песках предательства, что даже поставил против него.

Десять к одному.

Запомним эти цифры, они важны и потому, что разница между десятью и пятью – это зачастую разница между другом и врагом.

Когда в Вегасе зазвонил гонг к началу пятнадцатого раунда, Леон Спинке устал и выдохся настолько, что следующие три минуты едва держался на ногах. Минимум двадцать раз посмотрев бой в записи, я теперь считаю, что даже чемпион мира в легком весе Роберто Дюран положил бы Леона одной быстрой и яростной комбинацией: обманный маневр, целящий в глаза, чтобы заставить поднять руки к лицу, а после врезать под сердце правым апперкотом, потом еще левый в живот, чтобы голова качнулась вперед, став мишенью, на которую придется удар, пусть ослабевшей, но еще убийственной правой Али с расстояния двадцати или двадцати одного дюйма…

Ни один боец, кроме Джо Фрэзера, не устоял перед смертоносными комбинациями Мухаммеда на таком продвинутом раунде, как пятнадцатый. И до тех последних, невероятно жестоких трех минут в Лас-Вегасе Леон Спинке никогда в жизни больше десяти не выдерживал. Когда почти вслепую он вытащился из своего угла на пятнадцатом против Чемпа, который очевидно и бесповоротно по очкам отставал, Леон Спинке «был готов», как говорят в безжалостном мирке «квадратного круга», где минута идет за миллион долларов.

…Но и Мухаммед Али выдохся тоже. Съемка велась с подвесного мостика прямо над рингом, из-под потолка «Павильона Хилтона», и на ней видно, как оба боксера пошатываются и временами почти поддерживают друг друга, просто чтобы не упасть в том злостном пятнадцатом раунде.

К тому моменту любые стратегии уже позабылись, и кровожадный рев пяти или около того тысяч белых фанатов Спинкса, которые превратили профессиональный бой в похабную распродажу (и это в городе, где пронырливый пиарщик вроде Арума, Дона Кинга или даже Рауля Дьюка мог бы продать пять тысяч билетов на мировой чемпионат по петушиным боям), сказал Али все, что ему тогда требовалось знать. Каких-то несколько минут назад эти люди скандировали «А-ли! А-ли!», когда вдруг показалось, что Леон сильно сдает, а Чемп все-таки знает, что делает… Теперь они же, словно по мановению волшебной палочки, скандировали – но уже не «А-ли!»

По мере того как становилось все более очевидно, что Мухаммед выдохся, как и его противник, зал начал заполняться новым звуком. Зародился он, помнится, под конец четырнадцатого раунда, когда меня уже поглотил адский хаос, захлестнувший пятьдесят или около того друзей и членов Семьи в углу Чемпа, где бывший чемпион в тяжелом весе Джимми Эллис и вспыльчивый брат Али Рашаман рвали веревки ринга и выкрикивали Мухаммеду обреченные советы, поскольку Бундини под конец двенадцатого раунда стало плохо и он рухнул возле Анджело Данди, а Киллрой и Пэттерсон стали кричать в толпу, мол, позовите врача. Прямо передо мной Пэттерсон одной рукой поддерживал Бундини, а другой махал Кил л рою.

– У Дрю сердечный приступ, – кричал он. – Сердечный приступ.

В углу Али клокотали страх, безумие, эмоциональный раздрай – море шума и насилия.

И на этот полнейший хаос накатил жутковатый рев толпы:

– Лее-он! Лее-он!

По мере того как пятнадцатый раунд рывками приближался к очевидному концу, рев делался все громче, все злобнее.

– Лее-он! Лее-он! Лее-он!

Мухаммед Али никогда такого рева не слышал – и Леон Спинке тоже. И я…

Не слышали ни Анджело с Бундини, ни Киллрой, Конрад или Пэт Пэттерсон. И Крис Кристофферсон тоже не слышал: он повис на Рите Кулидж всего в нескольких футах от меня, и вид у него был потрясенный. Последние несколько секунд истекли, грянул финальный гонг, и каждый из нас в том углу вдруг почувствовал себя очень старым.

Клоун Билли звонит в Новый Орлеан: равные шансы прогорклая карма

Матч-реванш Али со Спинксом, назначенный на 15 сентября, скучным не будет. По слухам, Али идет фаворитом два к одному, но эти цифры долго не продержатся, а если и продержатся, большим искушением будет поставить на Спинкса – он, даже по моим меркам, два к одному лузер, но если ставки поползут вверх, то искушение станет почти непреодолимым.