Большие роботы городской службы медленно катились вдоль кромки воды, разрыхляя и разравнивая уплотнившийся песок, подготавливая пляж к очеред­ному дню. На аллее вдоль пляжа стали появляться велосипедисты, бегуны, любители спортивной ходьбы, владельцы собак, скейтеры и другие приверженцы ранних прогулок. Казимир стал постепенно привыкать к увлечению граждан Содружества фитнесом и физкультурой, но наибольшее количество таких одер­жимых было, безусловно, на Земле. Независимо от возраста, начиная с двадцати и до пятидесяти, предшествующих омоложению, все носили ультрамодные спортивные костюмы. При виде их вспотевших, сосредоточенно нахмуренных лиц он с трудом сдерживал улыбку.

Вскоре он заметил, что на беговой дорожке очень мало молодежи. Но это обстоятельство было характерно для всего населения Земли. Он видел очень мало детей.

Один из гуляющих свернул с дорожки и по песку направился ему навстре­чу. Это был очень высокий человек лет тридцати, со светлыми волосами, сильно выгоревшими под калифорнийским солнцем. С ними контрастировали очень темные глаза, делавшие его лицо не столько привлекательным, сколько необыч­ным. Мужчина был одет в простую белую футболку, шорты до колен и черные кроссовки.

— Казимир Макфостер, как я полагаю?

Он протянул руку с уверенностью человека, не допускающего ошибок.

— Да. — Казимиру потребовалось все его самообладание, чтобы не вытаращить глаза и не начать заикаться. — А вы — Брэдли Йоханссон?

— Ты ожидал кого-то другого?

— Половину местных копов.

Брэдли одобрительно кивнул.

— Спасибо, что пришел.

— Спасибо, что дали мне шанс. Я все еще никак не могу поверить, что вы реальный человек. Живой. Я так давно слышу о том, что вы для нас сделали, о вашей позиции и о том, чего это вам стоило. — Он махнул рукой, показывая на город. — Просто возмутительно, что они вам не верят.

— Давай пройдемся, — сказал Брэдли. — Не будем привлекать к себе внимание.

Казимир задумался, не оскорбил ли он великого человека. Нет, скорее всего, ему просто скучно. Сколько раз Брэдли приходилось выслушивать подобные восхваления от глупых восторженных юнцов?

— Конечно.

— Я все время забываю, как подобные места поражают людей, выросших на Дальней. Как ты привыкаешь?

— Вроде нормально. Очень стараюсь не удивляться всему на свете.

— Это хорошо. Как только усилия для этого больше не понадобятся и ты все будешь воспринимать как должное, тебе станет легче. Ну, что ты теперь думаешь о Содружестве? Стоит оно того, чтобы его спасать?

— Если бы и не стоило, все равно надо бороться. Я имею в виду — бороться за людей, за человеческую расу.

Брэдли улыбнулся, глядя на океан, глубоко вдохнул свежий утренний бриз.

— Правдами и неправдами. — Он пожал плечами. — Прости, это искаженная цитата, родившаяся задолго до тебя. И до меня, если уж говорить откровенно. Итак, ты считаешь, что оно стоит спасения?

— Да. Оно не совершенно. Мне кажется, накопленные знания и ресурсы можно было бы употребить с большей пользой. Люди испытывают еще немало трудностей, а этого быть не должно.

— Да ты идеалист. — Брэдли негромко рассмеялся. — Постарайся не слишком поддаваться Адаму, когда он станет рассказывать, каким будет общество после нашей победы. Это старый неблагодарный революционер-отступник. Но тем не менее весьма полезный.

— Чем он занимается?

— Ты сам узнаешь, когда встретишься с ним. Он скоро заменит Стига.

Казимир остановился. До пирса оставалось около трехсот метров. С моста, соединяющего пляж с берегом, сходили люди. Прямо перед ними часть пляжа была огорожена веревками. У входа стоял спасатель городской службы. Внутри никого не было.

— Ты знаешь, для кого это? — спросил Брэдли.

— Нет.

— Для детей. Чтобы они могли наслаждаться пляжем в своей компании, а не среди толпы взрослых. Дети на Земле становятся редкостью. По крайней мере, для среднего класса, который больше не может себе это позволить. Хотя они все равно заводят ребятишек. Такова человеческая природа. Я никогда не пере­стаю говорить себе, что все наши дела, все наши жертвы только ради того, чтобы наши потомки радовались своему детству. Эту сторону жизни пока не может воспроизвести ни одна технология, и после порно это один из наиболее популярных жанров ВСО. Я уверен, никто из нас не забудет ощущения чуда и радости, которое мы испытывали в невинном возрасте. Психологи утверждают, что мы подсознательно тоскуем по безопасности утробы. А по мне, так они просто заумные идиоты. На самом деле мы хотим вернуть те времена, когда каждый день поражал своей новизной и единственным огорчением было рас­таявшее мороженое. Знаешь, он этого не понимает.

— Звездный Странник?

— Да. При всем его уме — а он очень умен, Казимир, — ему этого не понять. Он никогда не мог постичь любви и восхищения, которые нас связывают со своими детьми. Частично из-за того, что в его жизненном цикле нет потомства, как мы себе это представляем, но главным образом из-за его презрительного к ним отношения. Он уверен, что дети не могут ему навредить, а потому просто игнорирует их. В этом кроется причина его неминуемого поражения: в нашей природе. Он считает, что может контролировать нас в силу нашей алчности или страха. Но мы намного сложнее, Казимир.

— Я сделаю все, что смогу. Вам это известно, сэр.

— Да. Ты не раз демонстрировал верность нашему делу.

— Вы сказали, что этот человек, Адам, заменит для меня Стига. Это означает, что я прошел?

Брэдли оторвался от созерцания океана и широко улыбнулся Казимиру.

— Прошел? Что именно прошел?

— Испытание. Я заслужил ваше одобрение?

Брэдли обнял его за плечи своей длинной рукой и развернул в противоположную сторону от огороженного участка.

— Милый мой, поверь, если бы я не одобрил твою кандидатуру, ты бы до сих пор стоял на пляже, гадая, куда же я запропастился. А может, с тобой про­изошло бы что-нибудь похуже.

Казимир оглянулся по сторонам и заметил недовольство в глазах Брэдли. Оно показалось ему страшнее любых угроз и насмешек.

— Для предстоящего дела мне нужны сильнейшие дети кланов, — сказал Брэдли. — Тебе ведь об этом известно, не так ли, Казимир? Тебе придется столкнуться со многими неприятными вещами. Если я сочту необходимым, я прикажу тебе умереть ради отмщения за Дальнюю.

Влажный океанский бриз не смог прогнать внезапную сухость с губ Казимира.

— Я знаю это.

Брэдли сильно сжал его плечо.

— Я не чувствую себя виноватым. Все, через что мне пришлось пройти, все, что я вынес в рабстве у этого монстра, лишило меня этой слабости. Когда все закончится, наверное, я буду горевать о том, что пришлось сделать, о каждой принесенной в жертву жизни. Но ни одна жертва не напрасна, когда речь идет о нашей свободе.