после ночи, проведенной в светских увеселениях. Переехав в деревню, герой меняет образ жизни. То же и в «Обломове» И. А. Гончарова: до приезда Штольца, встречи с Ольгой и после разрыва с нею герой в основном пребывает в состоянии полусна-полумечтания, никаких объективных «часов» он «не наблюдает».

Вне зависимости от типа художественного времени оно в произведении прерывисто. Мы можем прочитать: «Прошло три года» – и не узнать ничего больше. Иногда же описания событий, длящихся во внехудожественной реальности ничтожно малый срок, занимают объемные фрагменты текста (такой прием часто применяется Достоевским и Львом Толстым). Противоположные примеры находим у Пушкина. Вот как в «Капитанской дочке» описана последняя встреча Гринева с Пугачевым: главный герой «<…> присутствовал при казни Пугачева, который узнал его в толпе и кивнул ему головою, которая через минуту, мертвая и окровавленная, показана была народу». Время здесь сжато, сгущено, этот фрагмент мы прочитываем за несколько секунд. А вот пример из «Евгения Онегина», когда прочтение и ход событий примерно совпадают, за счет чего читатель становится свидетелем происходящего:

XXIX

Вот пистолеты уж блеснули,

Гремит о шомпол молоток.

В граненый ствол уходят пули,

И щелкнул в первый раз курок.

Вот порох струйкой сероватой

На полку сыплется. Зубчатый,

Надежно ввинченный кремень

Взведен еще. За ближний пень

Становится Гильо смущенный.

Плащи бросают два врага.

Зарецкий тридцать два шага

Отмерил с точностью отменной,

Друзей развел по крайний след,

И каждый взял свой пистолет.

XXX

«Теперь сходитесь».

Хладнокровно,

Еще не целя, два врага

Походкой твердой, тихо, ровно

Четыре перешли шага,

Четыре смертные ступени.

Свой пистолет тогда Евгений,

Не преставая наступать,

Стал первый тихо подымать.

Вот пять шагов еще ступили,

И Ленский, жмуря левый глаз,

Стал также целить – но как раз

Онегин выстрелил… Пробили

Часы урочные: поэт

Роняет молча пистолет,

XXXI

На грудь кладет тихонько руку

И падает. <…>

Добавим, что все глаголы здесь в настоящем времени.

Художественное время совпадает с реальным в любом диалоге, и это особенность драмы как литературного рода.

По воле автора изменяется временна́я перспектива по сравнению со внехудожественной реальностью: прошедшее мыслится как настоящее, будущее предстает как прошедшее и т. п. Отсутствие хронологической последовательности может составлять сущность композиции литературного произведения и являться основным средством разграничения фабулы и сюжета. Именно так происходит в романе «Герой нашего времени». Но если мы выстроим события жизни Печорина в последовательности, то есть восстановим или реконструируем время его жизни, то увидим, что оно линейно. Нарушения линейности происходит потому, что сюжет совпадает с порядком поступления сведений о Печорине: сначала безымянный офицер узнает о нем от Максим Максимыча, затем видит его сам, после чего в его руки попадает журнал покойного героя, в котором он сам о себе рассказывает.

В «Тамани» он только начинает свои странствия, полон сил и энергии, мечтает, что новые впечатления обновят его душу. В «Княжне Мери» сталкивается с «водяным обществом» – аналогом петербургского высшего света, который герой знает и презирает. После дуэли с Грушницким Печорин оказывается в отдаленной крепости (этой мотивировки в тексте романа нет, но даже скромные знания истории XIX века помогают ее ввести). Оттуда герой был командирован в другое место, где происходило действие «Фаталиста». После начинается сюжет «Бэлы» – первая часть рассказа Максим Максимыча о том, как Печорин добивался любви черкешенки, и вторая, исполненная трагизма. Заметим, что к началу истории «Бэлы» герой записей уже не ведет – видимо, он уже внутренне расчелся с собой, своей судьбой, обществом. Печорин и Максим Максимыч расстаются, как указано, месяца через три и встречаются вновь уже в «Максим Максимыче». Наконец, из «Предисловия к “Журналу Печорина”» мы походя узнаем о смерти героя. И никаких подробностей.

Нельзя сказать, будто два типа времени, циклическое и линейное, в литературе не могут быть соединены в одном и том же произведении. Герой может постоянно оказываться в однотипных ситуациях, и тогда его жизнь, а значит, и время жизни воспринимаются как серия повторяющихся ситуаций. Тот же Печорин разрушает мир честных контрабандистов, потом мир горцев, потом мир водяного общества. Хотя эти миры различны, роль в них Печорина одинакова – он то «камень», то «топор в руках судьбы», и всякий раз события развиваются по одной и той же схеме.

Почти всегда и читатель, и писатель, и герой по-разному относятся к прошлому, настоящему и будущему. Прошлое кажется более длительным, всегда есть такое чувство, будто оно богато событиями, которые длятся долго (блеск солнечного луча можно описывать долго, и ведь это тоже время художественного произведения). В настоящем наоборот: событий порою так много, что мы замечаем не все, а если и замечаем, то время их протекания спрессовывается. Время ожидания желательного события томительно удлиняется, нежелательного – мучительно сокращается. Оказывая воздействие на психическое состояние человека, оно определяет течение его жизни. Будущее же вообще лишь желанно, оно не наполнено событиями и поэтому совершенно произвольно может бесконечно растягиваться или сжиматься. Посмотрим, как в отрывке из «Евгения Онегина», связанном с автором-героем, соотносятся глагольные формы.

В литературном произведении то, как идет время, определяется точкой зрения автора. Это его взгляд: и физический – см. панорамы в «Слове о полку Игореве», от которых так естественно перейти к рассмотрению прошлых эпизодов княжеских усобиц, столь же масштабных, как и описанные картины. И мировоззренческий – отношение к персонажу или ситуации. Литература по сравнению с другими видами искусства наиболее свободно может обращаться с реальным временем. Если последовательность событий в тексте противоречит реальному течению времени, то тогда читатель восстанавливает естественную их связь и последовательность, и представления о времени проявляются в непрерывности – линейном развертывании событий, и в необратимости – движении от прошлого к настоящему, от настоящего к будущему.

Существенные временные нарушения проявляются обычно как: 1) обращение к прошлому, анализ прошедших событий и переживаний; 2) взгляд в будущее, представление предполагаемых действий и событий. Обращение к прошлому может служить для раскрытия подтекста, а может даже служить жанрообразующим фактором, как в рассказе Льва Толстого «После бала».

Художественное пространство

– место, где происходят события в художественном произведении.

Суммируя сказанное Лотманом, можно определить его как модель мира некоего автора, выраженная на языке его пространственных представлений.

Это может быть пейзаж или интерьер. Трехмерность физического пространства нам известна, нами ощутима, а в художественном она передается за счет приближения к объекту или удаления от