почти ничего нет, Мегера. Только милое лицо. Но не такое милое, как твое, — отвечает легко Гермес.

Megaera; о, зеленая и ядовитая зависть.

Во рту пересыхает, и мурашки покрывают мою кожу.

— Едкий парень, — говорит женщина-птица, словно он не бессмертный бог, а резвый подросток. — Твоя едкая лесть на нас не действует.

— Алекто… — говорит Гермес с чарующей улыбкой. — Ладно тебе. Давай обсудим это.

И Алекто. Неумолимый и губительный гнев.

Я перестаю дышать.

Фурии.

Они поворачиваются ко мне синхронным движением, и мое сердце прыгает в горло.

— Хватит болтать, — говорит Megaera. — Мы пришли за ней, и мы получим ее.

Божественное возмездие. Я убила Бри и теперь заплачу за это.

Я смотрю на Гермеса, мысленно молю его о помощи. В этот раз он не улыбается. Он качает головой, слезы льются из моих глаз.

— Прошу, — шепчу я, тщетно вытирая лицо. — Прошу. Прошу, отпустите. Мне жаль. Прошу. Я просто хочу домой.

Алекто поворачивается ко мне, не мигая, ее глаза обжигают мои, и я знаю, что она понимает, что я не раскаиваюсь, я говорю это, пытаясь спастись.

Она раскрывает крылья, и поток воздуха тревожит неподвижность, другие делают то же самое. Ее крылья в перьях, но у Тисифоны они кожистые и в венах, как у летучей мыши, а у Мегеры — тонкие и в мембранах, хрупкие, как у насекомого. Я вижу Гермеса сквозь них, жалость заметна на его искаженном лице.

— Помоги мне! — прошу я его.

— Мне жаль, — он качает головой. — Правда. Но я не могу влезать в это.

— Умница, — говорит Мегера.

Я закрываю глаза, сжимаясь, словно это может защитить меня от них. Я кричу, когда меня хватают на руки, тонкие, как лапы птицы, и прижимают к холодной пернатой груди. Сердце не бьется в ней, а мое дико грохочет, пытаясь пробить путь из тела. Остальная я парализована. Я не могу шевелиться. Не могу бороться.

— Прошу, — говорю я снова, зажмуриваясь. — Я не знала, что это произойдет. Я не говорила это вслух! Я просто была расстроена, и это зашло слишком далеко. Прошу, услышьте! Я все исправлю, только скажите, как!

Мои мольбы ничего не меняют, она будто не слышит меня.

Когда я ощущаю, как Фурия взлетает, я цепляюсь за нее, впиваясь кулаками в тонкую черную накидку на ней. Я не хочу упасть. Я не хочу умирать. Я ничего этого не хочу.

Мы движемся на головокружительной скорости, воздух хлещет, и я заставляю себя открыть глаза, чтобы видеть, куда мы летим, на случай, если придется искать обратный путь. Вскоре мы пролетели лес, оказались над пустошью без примет, тянущейся в стороны на мили.

Я смотрю на Подземный мир. И я ощущаю отторжение.

Он плоский и бесцветный, как выжженный солнцем бетон на парковке в январе.

Ничего нет. Ни зданий, ни строений или ярких черт, кроме горной гряды на горизонте. Небо ясное, без облаков и солнца, почва серая, и они размыты в месте, где встречаются. Мили голой земли. Для меня это должна быть мечта — земля, где можно что-то растить. Но ничего не растет. Ни дерева, ни куста. Ни травинки, даже сорняков. Выглядит как поверхность Марса или планеты, где нет жизни. Пустота ужасает, словно место не закончено или толком не начато.

Взгляд привлекает только широкая река, рассекающая пейзаж пополам. Ахерон. И когда я замечаю полоску алого, я знаю, что я смотрю на Флегетон, реку огня, ведущую в Тартар, где хранится худшее. Может, они несут меня туда. Я дрожу. Алекто странно воркует, сжимая меня крепче, и я дрожу снова от пустоты в ее груди.

Я рада, но лишь немного, когда мы улетаем от реки Флегетон, следуя за рекой Ахерон, летя ниже к земле. И я понимаю, что она не такая плоская, как я думала, там есть долины и холмы.

Я все еще гляжу на них, и что-то шевелится в моей голове, когда Тисифона пикирует, и одна из горок падает. Я с тошнотворным ужасом понимаю, что это не земля. Это люди. Мертвые падают и прижимаются к земле, как я на холме, когда Аид смотрел на меня.

Они не хотят, чтобы их видели. Как я не хотела. Они пытаются спрятаться, как могут, на пустой открытой земле, где нет укрытия из деревьев, нет спасения.

Они в длинных накидках с капюшонами, серых, как земля, и когда они падают, пряча руки под собой, они сливаются с землей. Они как фотовызовы онлайн, когда сначала ничего не видишь, потом деревья или долина, и вдруг глаза находят льва или змею, умно скрытых, и сердце вздрагивает, хотя это просто фотография, ведь ты не знал, что там что-то было, сразу же. А если бы ты был там, было бы уже поздно.

Я гляжу, как они падают, как домино, ищу Бри среди них, пытаясь заметить ее лицо в тех, кто прячется. Когда Мегера следует за сестрой в пике с пронзительным визгом, я вижу, как люди вздрагивают и хватают соседей. Мы летим над ними, их страх — заряд в воздухе, и я понимаю. Мертвые видели Фурий и пытались спрятаться.

Сильный страх пронизывает меня.

Горы уже ближе, и Мегера с Тисифоной начинают подниматься выше и выше над пиками, Алекто тоже направляется вверх, ее крылья работают сильнее, чем раньше. Они поднимаются спиралью, и я закрываю глаза, желудок грозит взбунтоваться, я стискиваю зубы, прося себя не тошнить.

Без предупреждения мы падаем, и мои глаза открываются, крылья Алекто складываются, она пикирует за сестрами, направляясь к стенам горы.

Мой крик застревает в горле, я хватаю Алекто, крепко ее держу. Я утыкаюсь лицом в ее грудь, готовясь к удару.

Я едва ощущаю, как она приземляется. Но, когда она пытается отпустить меня, я не отпускаю, и ей приходится отцеплять мои пальцы от тонкой накидки. Я понимаю, что мы на твердой земле. Она опускается на тонкую полоску камня, в два фута шириной, такой же длины. В горе небольшое отверстие. Тисифона и Мегера пропали.

Я совершаю ошибку, глядя вниз, шатаюсь от того, как далеко земля, желчь подступает к горлу.

Алекто не дает мне упасть, опускает ладони на мои плечи, поворачивает меня к бреши в камне и толкает вперед. Я делаю крохотные шаги, боясь, пока не сжимаю края трещины.

— Что это за место? — спрашиваю я, глядя в отверстие.

— Эребус, — отвечает за мной женщина-птица. — Дом.