Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из сиреневого счастливого тумана возникает лицо Патлача. Метнув беспокойный взгляд по сторонам, он говорит:
— Профессор, тебя ждут для разговора.
Мильч трезвеет. Он быстро расплачивается и уходит. Ноев ковчег провожает его барабанной трелью и завыванием саксофона. У подъезда ресторана их ожидает старенькая «Победа». Патлач садится за руль, а Мильч попадает в общество незнакомого парня в пыжиковой шапке. Машина набирает скорость. Некоторое время все молчат. Мильч уже не пьян, хмель испарился, осталось напряженное нервное ожидание.
— Познакомимся, — говорит его сосед, — меня зовут Антон.
Рука у Антона твердая и сухая, как выдержанное дерево. Сжатая в кулак, она, наверное, способна наносить сокрушительные удары. В клочьях света, проникающих в машину, Мильч смог рассмотреть лицо нового знакомого. Длинное, худое, не очень выразительное. Лицо, каких много, настораживает только взгляд, изучающий и пронзительный, будто в тебя втыкаются два невидимых шприца. Втыкаются по-настоящему, с кровью, с болью. Мильч отворачивается. Его охватывает неприятное ощущение: он выпрыгнул из самолета, а откроется ли парашют, неизвестно.
— Мы принимаем ваше предложение, — глухо говорит Антон, закуривая сигарету.
— Кто это вы? — быстро спрашивает Мильч.
Антон некоторое время молчит, затем спокойно отвечает:
— Я, еще Егор, — он кивает на узкую спину Патлача. — И третий.
— Турок? — спрашивает Мильч.
По внезапно окаменевшей спине Патлача Мильч понимает, что сболтнул лишнее. Наступает пауза.
— Здесь поворот на два зеленых, — говорит Антон, легонько коснувшись плеча водителя, и, выпустив густой клубок дыма, поворачивается к Мильчу.
— Турок? Нет, он не будет работать с вами.
Он молчит и смотрит вниз, под ноги, будто там, в темноте, спрятался невидимый суфлер.
— Турок — личность мифическая. Его никто не видел. Мы работаем на него около трех лет и ни разу с ним не встретились. И это правильно. В нашем деле иначе нельзя. Третьим будет один парень. Его зовут Сергей.
— Икона, — бросает через плечо Патлач.
— Это кличка, — объясняет Антон. — Я лично против этих дурацких прозвищ. Это не конспирация, а…
Он длинно и цинично ругается. Затем продолжает так же мерно и спокойно, как минуту назад:
— Но ребятам нравится. Пусть! Вам они уже приклеили Профессора. Я считаю, нужно поднять до Академика. Не возражаете? Ну ладно. Так вот, мы согласны работать с вами. Конечно, наш бывший хозяин, вышеназванный Турок, не должен об этом знать. Яму нельзя сушить. Понятно? Егор будет связным.
— Доля? — прервал его Мильч.
— Она же пай? Ну что ж, контрольный пакет будет у вас, а мы… пожалуй, меньше чем в сорок процентов мы не уложимся? Не правда ли, Егор?
— Хе! Не меньше, конечно, — уверенно отозвался тот.
«Подлец», — подумал Мильч про Антона.
— Нет, — твердо заявил он. — Тридцать — вот моя цифра. Я ее тогда и… Егору называл.
— Маловато на троих, — задумчиво сказал Антон.
— Нисколько, — говорит Мильч. — Я вам скажу примерно… Это будет… по моим подсчетам… если вы благополучно…
И тут он услышал тишину. Напряженную и ожидающую, такую, какая приходит после артиллерийского обстрела. Он спохватился.
— Ну, там посмотрим. Тридцать — мое последнее слово. Вам придется поверить мне, что этого хватит не на троих, а на десятерых.
Они долго молчат. Каждый молчит по-своему. Мильч напряженно пересчитывает темные фигуры прохожих, дворников в белых передниках поверх толстенных тулупов, светофоры, рекламы. Патлач ведет машину с особенным шиком. Антон молчит, просто молчит — и все. Разглядывая улицы, Мильч понял, что его везут к дому. Машина свернула с шоссе и петляет по кривым узким улочкам в районе Киевского вокзала.
— Идет, — бросил вдруг Антон. — Мы согласны. Связь через Егора.
Мильч вздрогнул. «Победа» резко затормозила.
— Дальше вам придется пройти пешком, — вежливо говорит Антон. — Нам лучше не показываться возле вашей квартиры.
Мильч попрощался и приподнялся с сиденья.
— Минуточку, — сказал Антон. — Вот что. Раз мы будем работать вместе, вы должны соблюдать самые строгие нормы поведения. Ваш провал самый опасный. Вы человек неопытный. Поэтому никаких ресторанов, пьянок, случайных знакомств. Понятно? Дело есть дело. Ну и, конечно…
Он впервые за вечер улыбнулся. Кривая, странная улыбка. Странная и страшная.
— И конечно, тайна. Самая неукоснительная. Вы меня понимаете? Иначе… Ну да, я надеюсь, все будет хорошо. В наших работах приходится быть паинькой. Коллектив, взаимосвязь. Один отвечает за всех, и все, естественно, — за одного. Так?
Мильч с трудом выдавил из себя несколько слов. Он, конечно, понимает и постарается…
Когда машина отъехала, он долго смотрел ей вслед.
Гады, с ходу берут за глотку! Ну, ничего. Без них пока не обойтись. А дальше? Дальше будет видно. Мильч поднял воротник, сунул руки в карманы и зашагал навстречу ленивым порывам ветра. Стоило ему стать на ноги, как хмель бросился в голову. Шевелились тяжелые, как булыжники, мысли. Этот Антон… Мильч вспомнил его усмешку и поежился. С кем приходится иметь дело! Но ничего… они будут милыми и покорными, пока смогут набивать карманы. Такая возможность им предоставится… А потом он сбросит их, как стряхивают репей с выходных брюк. И полетят они в придорожную канаву. Вместе со страшненькими ухмылочками и многозначительными взглядами. Ох, ворюги, ворюги, обштопает вас Мильч! Берегитесь, шпана!
6
Искрясь в потоках света, розовые униформисты монтировали из пластмассовых тюбингов огромный полукольцевой экран.
— Обратите внимание, — сказал Орт, наклоняясь к собеседнику, — экран-то белый. Все иллюзионистские трюки обычно проделываются на черном фоне.
— Это еще ни о чем не говорит, Евгений Осипович, — ответил Урманцев, равнодушно разглядывая мерцающие под куполом трапеции.
— Э, нет, это уже штрих! Штрих! Я знаю цирк… Еще мальчишкой в Одессе видел Флегарти, братьев Лиопелли, Курбатова-Северного и… этого… Как его? Работал под Калиостро? Случайно не знаете?
— Откуда мне знать, Евгений Осипович? В Одессе я не бывал, да и в цирк хожу раз в десять лет.
— Нашли чем гордиться. Было б у меня время…
Оркестр заиграл «Марш космонавтов». На середину арены опустили огромный голубой глобус. Двое униформистов тщательно установили и закрепили его. Под куполом зажглись звезды, завертелись стилизованные планеты — Венера, Марс, Сатурн. Внезапно музыка смолкла. Глухо зарокотал барабан. На арену въехал серебряный гоночный автомобиль. Откинув стеклянный колпак, из машины вылез высокий худощавый человек, одетый в сверкающий скафандр. Он был удивительно похож