счастие“ более — исключение, чем общее правило; но даже допуская, что люди только вследствие своей порочности избегают семейного счастия, выясню, почему эта наиболее совершенная форма половой жизни непременно причиняет больше страданий чем наслаждений.

Вступая в брак даже с любимой женщиной, каждый, живущий только своим трудом, обречен на вечное страдание; мучимый сладострастием (оно по отношению к любимому существу не считается самыми строгими моралистами безнравственным), он в несколько лет произведет кучу детей; любимая им женщина обречена на тоскливое существование носить, кормить, нянчить детей. Самое железное здоровье не выдерживает безостановочного рождения и кормления; женщина, которая тотчас же после прекращения кормления грудью беременеет, уже к сорока годам обращается в старуху; наш народ правильно говорит „сорок лет бабе век“ и действительно всякая многорожавшая работница быстро стареет, и потому для нее скоро наступает время, когда сумма страданий намного превышает сумму наслаждений. Мы, имеющие деньги нанимать кормилиц, нянек, даже не можем представить себе, насколько ужасно существование работницы, постоянно или беременной или кормящей грудью. Скоро однако любящие супруги убеждаются в невозможности семейного счастия, в невозможности жить согласно с природой. На пятом году „семейного счастия“ родится третий ребенок; старшему ребенку только четвертый год и потому он требует неусыпного ухода, второму — второй год, и потому он еще остается на руках матери, обязанной кормить грудью третьего ребенка, варить обед, вести хозяйство и т. п. Наивный оптимист может возразить, что матери может помогать или ее мать или свекровь, но ведь если они жили „согласно законам природы“, у каждой из них много детей и потому ни одна из них не может помогать значительно каждой из своих многих дочерей или невесток. Итак уже на пятом году семейное счастье обращается в страдание; мать убеждается в невозможности ухаживать за детьми; отец видит, что он не может зарабатывать столько, чтобы жить так, как он жил в первый год своего „семейного счастья“; являются лишения, и наконец смерть детей, неизбежная по существу — ведь если-бы все родившиеся дети доживали до ста лет, на земле не хватило-бы места для людей. Хотя и до настоящего времени люди не понимают, что дети должны умирать, потому что для всех родившихся не хватает пищи, света и жилища, всякая мать и всякий отец страдает, теряя ребенка. Эти страдания от нищеты, увеличивающейся пропорционально возрастанию семьи, от сознания невозможности воспитывать своих детей должным образом и наконец от потери детей неизбежны, и конечно на много превышают радости семейной жизни. Меня просто удивляет, как моралисты и проповедники не могут понять, что „семейное счастье“ возможно только насчет страданий очень многих. Л. Н. Толстой с увлечением рисует картину семейного счастия Пьера и Наташи, Николая Ростова, женившегося на Марии Болконской (Война и Мир); действительно их счастье весьма завлекательно для каждого, но ведь они могли блаженствовать, потому что за них работали несколько тысяч человек, несколько нянек, гувернанток страдали от неудовлетворения половой жизни. Вот если-бы эти герои и героини блаженствовали, живя собственным трудом, обходясь в уходе за детьми без посторонних лиц, тогда-бы я поверил в возможность семейного счастия, да и то это счастие могло быть куплено ценой страданий тех женщин, в сношениях с которыми герои Толстого приобрели те качества, какие были необходимы для их семейного счастия.

Семейное счастие для громаднейшего большинства настолько невозможно, что ни один художник не взялся за этот сюжет; никто не мог нарисовать картины семейного счастия лиц, живущих своим трудом. Оно возможно для обеспеченных в материальном отношении, но все, у кого есть деньги, по глупости или по распущенности, им не довольствуются. Физическая невозможность прокормить и воспитать столько детей, сколько может родиться у здоровых родителей, побуждает культурные народы ограничивать семейное счастие; с повышением культуры число рождений и смертей детей уменьшается, все большее число избегает семейного счастья; моралисты укоряют современную Францию в безнравственности, но вместе с тем признают глубоко безнравственными тех родителей, которые не воспитывают должным образом своих детей. Конечно, обличать ближних в безнравственности очень легко, но помочь делу не только трудно, но даже невозможно. Мы не имеем точных сведений о том, насколько было трудно зарабатывать необходимое прежде, но мы вполне точно знаем, что теперь в культурных странах только весьма немногие зарабатывают необходимое для содержания большой семьи. Ведь очевидно, что большинство семей не может кормить молоком маленьких детей, не может иметь просторных квартир, не может дать своим детям простора, воздуха, света. Благородные филантропы в своих заботах о детях низших классов стараются устроить для детей сады, места для игр, дачи для лета, но ведь не трудно высчитать, что если-бы все дети гуляли в садах, жили бы на дачах, то в городах не хватило-бы места для садов, не было бы места для дач.

И так человек стоит перед неразрешимым вопросом: что лучше, или, правильнее говоря, что хуже — разрушить свое здоровье рождением и воспитанием восьми — двенадцати детей, из которых большая часть по всей вероятности умрет при жизни родителей, или воздерживаться от половых наслаждений и ограничиться двумя—тремя детьми, прокормить и воспитать которых возможно настолько удовлетворительно, что смертность между ним будет сравнительно небольшая. Если супруги принимают второе решение, они обрекают себя на печальное существование — понятно я не говорю о нравственной стороне вопроса. Сравнительно немногие могут быть воздержаны в половом отношении, поэтому семейная жизнь, строго говоря, прекращается, по крайней мере со стороны мужа; он пользуется проститутками, а женщина или страдает от отсутствия половых наслаждений, или прибегает ко всевозможным средствам, чтобы не забеременеть, что по меньшей мере разрушает ее здоровье. Хотя я врач, но не вполне понимаю, как достигается Zwei-Kinder-System; одно для меня несомненно, что здоровье женщины при этом страдает; страдает здоровье женщины и от непрерывных беременностей и кормления грудью; я не мог решить, что более разрушает здоровье женщины, не знаю ни одного серьезного исследования по этому вопросу. Известно, что во Франции жизнь наиболее продолжительна, более всего лиц в производительном возрасте, что конечно зависит от целой суммы условий жизни и никак не может служить доказательством сравнительной безвредности Zwei-Kinder-System. Говорить об эгоизме, безнравственности родителей, не желающих иметь много детей, по меньшей мере неосновательно; они тоже следуют указаниям природы, требующей от нас сохранения жизни, здоровья; они всегда страдают от невыполнения другого требования природы — увеличивать жизнь. Особенно странно слышать обвинение в безнравственности со стороны лиц, нанимающих кормилиц и нянек для своих детей и требующих, чтобы бедняки, не имеющие денег на наем нянек и кормилиц, не боялись иметь много детей. Чтобы