не два, а пять.

Фортуна может одолеть порой

Царя, — пред ней склонится и герой.

Но никогда она не победит

Простую верность, что на страже бдит.

О, нет! Я выбрала тебя сама,

Взаймы у ней не попросив ума.

А если и сержусь порой шутя,

Не бойся и не куксись как дитя.

Для радостей убит, для горя жив, —

Очнись, бедняга, к жизни поспешив!

Забудь обиды, не грусти, не трусь —

И твердо знай, что я не изменюсь.

Перевод Г. Кружкова

Alexander Arbuthnot (1538–1583)

On Love

He that loves lightliest,

Shall not happen on the best;

He that loves longest,

Shall have rest surest;

He that loves all his best,

Shall chance upon the goodliest;

Whoso in love is true and plain,

He shall be loved well again;

Men may say whatever they please,

In mutual love is mickle ease.

Александр Арбетнот (1538–1583)

О любви

Коли любишь ты беспечно,

Счастье будет скоротечно;

Коли чувство бесконечно,

Будь уверен — счастье вечно!

Сердце всё отдать ты рад —

И воздастся во стократ.

Ведь любви закон известен —

Привечает тех, кто честен.

Сплетничают пусть в гостиных —

Лучше нету чувств взаимных!

Перевод М. Вирозуба

Barnabe Googe (1540–1594)

To the tune of Appelles

The rushing rivers that do run,

The valleys sweet, adorned new,

That leans their sides against the sun,

With flowers fresh of sundry hue,

Both ash and elm, and oak so high,

Do all lament my woeful cry.

While winter black, with hideous storms

Doth spoil the ground of summer’s green,

While springtime sweet the leaf returns

That late on tree could not be seen,

While summer burns, while harvest reigns,

Still, still, do rage my restless pains.

No end I find in all my smart,

But endless torment I sustain

Since first, alas, my woeful heart

By sight of thee was forced to plain.

Since that I lost my liberty,

Since that thou mad’st a slave of me,

My heart that once abroad was free,

Thy beauty hath in durance brought.

Once reason ruled and guided me,

And now is wit consumed with thought;

Once I rejoiced above the sky,

And now for thee, alas, I die;

Once I rejoiced in company,

And now my chief and whole delight

Is from my friends away to fly

And keep alone my wearied sprite:

Thy face divine and my desire

From flesh hath me transformed to fire.

O Nature, thou that first did frame

My lady’s hair of purest gold,

Her face of crystal to the same,

Her lips of precious ruby’s mould,

Her neck of alablaster white,

Surmounting far each other wight,

Why didst thou not that time devise?

Why didst thou not foresee before

The mischief that thereof doth rise,

And grief on grief doth heap with store,

To make her heart of wax alone,

And not of flint and marble stone?

O lady, show thy favour yet,

Let not thy servant die for thee;

Where rigour ruled, let mercy sit;

Let pity conquer cruelty.

Let not disdain, a fiend of hell,

Possess the place where grace should dwell.

Going towards Spain

Farewell, thou fertile soil,

that Brutus first out found,

When he, poor soul, was driven clean

from out his country ground;

That northward lay’st thy lusty sides

amid the raging seas,

Whose wealthy land doth foster up

thy people all in ease,

While others scrape and cark abroad,

their simple food to get,

And seely souls take all for good

that cometh to the net,

Which they with painful pains do pinch

in barren burning realms,

While we have all without restraint

among thy wealthy streams.

O blessed of God, thou pleasant isle,

where wealth herself doth dwell,

Wherein my tender years I passed,

I bid thee now farewell.

For fancy drives me forth abroad,

and bids me take delight

In leaving thee and ranging far,

to see some stranger sight,

And saith I was not framed here

to live at home with ease,

But passing forth for knowledge sake

to cut the foaming seas.

Барнаби Гудж (1540–1594)

В манере Апеллеса

Бушующий речной поток,

Долины, что озарены

Сияньем солнца, и цветок,

И травы, свежести полны,

Высокий дуб и стройный клен —

Услышьте мой печальный стон.

Пусть злые зимние ветра

Листвы зеленой не щадят,

Потом весенняя пора

Вернет деревьям их наряд,

Пусть осень сменит летний зной,

Но боль останется со мной.

И с каждым часом мой недуг

Сильней, а болен я с тех пор,

Когда ценой сердечных мук

Судьбу к твоим ногам простер.

Теперь я пленник — и притом

Увы, навеки стал рабом.

Мой некогда свободных дух

Тобой в темницу помещен.

И светоч разума потух,

Одной лишь