детство… да и сама она – не светская дама, а девочка-подросток с длинными каштановыми волосами…

И тут за ее спиной раздался едва слышный скрип половиц.

Мари испуганно повернулась…

За ее спиной стоял Фогель, ее ровесник, сын садовника. Его светлые волосы были растрепаны, зеленые глаза сияли. Одна рука была спрятана за спиной.

– Фройляйн Мари… – проговорил он глуховатым, взволнованным голосом, и отчего-то собственное имя заставило сердце девочки учащенно забиться. – Фройляйн Мари, я принес вам цветок…

Он вытянул из-за спины руку, в которой была только что распустившаяся белая роза. На нежных лепестках еще сверкали бриллиантами капли росы.

– Вы… ты… ты как этот цветок!

Он протянул ей розу.

Мари потянулась навстречу розе, навстречу руке Фогеля, и руку ее пронзила боль – она укололась розовым шипом. На пальце выступила капелька крови.

– Какой же я неловкий! – воскликнул Фогель. – Позволь, я остановлю кровь…

Он завладел ее рукой, прижался к ней губами… и вдруг все тело Мари наполнилось сладкой, незнакомой болью. Свет в комнате померк, словно прежде времени наступили волшебные весенние сумерки, и где-то в глубине позвоночника запела серебряная труба… звук ее ширился и креп, наполнял все ее тело тяжелой и густой медовой сладостью…

Вдруг хлопнула дверь.

Волшебство мгновенно угасло, пение серебряной трубы оборвалось на самой высокой ноте. Фогель отшатнулся от нее.

Мари широко открыла глаза…

На пороге комнаты стоял отец. Лицо его было красно от гнева, губы дрожали.

– Что ты здесь делаешь, маленький гаденыш? – обрушился он на мальчика.

– Извините, герр полковник… – залепетал Фогель. – Я ничего… ничего дурного… я только принес цветок… я только хотел подарить его фройляйн Мари…

– Да что ты о себе вообразил?! – грохотал отец. – Пошел вон! Твое место на заднем дворе! Если я еще раз увижу тебя в комнатах… если я еще раз увижу тебя рядом с моей дочерью…

Фогель втянул голову в плечи, бросился к выходу. А Мари горько, безнадежно зарыдала…

Часы с еврейскими буквами на циферблате перестали качаться. Мари очнулась.

– Как я и думал, – проговорил доктор Фрейд печальным, умудренным голосом, – как я и думал, корни вашей проблемы лежат в вашем прошлом… ваша первая и единственная любовь была грубо растоптана отцом. Так бывает, к сожалению, и очень часто.

– Так что же, я обречена? Я никогда не узнаю радостей любви?

– Нет, не нужно отчаиваться! Человеческая психика пластична, она поддается воздействию. Нужно только понять первопричину вашей проблемы, а мы, к счастью, поняли ее достаточно быстро. Теперь мы продолжим работу, и я даже знаю, какой путь приведет нас к успеху. Сегодняшний сеанс закончен, но вы придете ко мне снова, на следующей неделе, и мы продолжим…

Она вышла из банка позже всех, чтобы не попасть в поток сотрудников. Кто-то обязательно привяжется с разговорами, как эта Люся-Лиля. Правда, что-то в последнее время ее не видно. Заболела или все же поняла, что пора отвязаться. Да нет, до таких людей никогда ничего не доходит, пока прямо не скажешь.

Она растерянно огляделась по сторонам, не обнаружив машину мужа поблизости.

– Малыш! – Он опустил руку ей на плечо, отчего она дернулась было вырваться, но удержалась. – Что с тобой? – Он вроде бы удивился, но по глазам не заметно.

– Извини, ты так неожиданно подошел… – Она вымученно улыбнулась. – Устала что-то сегодня…

– Это ничего! – Он взял ее под руку и быстро потащил к машине. – Сейчас домой приедем, поедим чего-нибудь вкусного, телевизор посмотрим, потом ляжешь пораньше, хорошо выспишься, а утром все пройдет, не сомневайся…

Неожиданно она осознала, что точно те же слова и с той же интонацией он говорит каждый вечер, когда встречает ее с работы. И неужели они каждый вечер так и проводят: ужинают и смотрят телевизор. И рано ложатся спать…

Эта мысль заставила ее замедлить шаг.

– Ты чего? – спросил он. – Не тормози, прибавь шагу, а то светофор переключится…

Машину он почему-то всегда ставил на той стороне улицы, хотя возле банка была стоянка для сотрудников. Но у нее-то машины нету, так что вполне можно было оформить место на мужа…

– Я готовый ужин заказал, чтобы время не тратить! – Теперь он буквально тащил ее через улицу. – Ну вот, успели.

«Куда так торопиться?» – подумала она, но промолчала. Не хотелось с ним разговаривать, теперь уже ее раздражал не только его смех, но и сам голос.

В машине ехали молча. Она с тоской думала о том, что на ужин он, как всегда, заказал много мяса. Жирного и жареного. Еще небось картошка тоже жареная. А к чаю купил жирного сладкого печенья. И будет он все это долго есть, чавкая и облизывая пальцы.

Если она сделает замечание, он, конечно, не станет демонстративно обижаться, и пару минут будет есть прилично, но потом забудет, и все начнется сначала. Господи, и как ее угораздило выйти за этого человека замуж? Где были ее глаза?

От этой мысли она вздрогнула, но он как раз пытался объехать маршрутку и ничего не заметил, а ее мысли против воли текли в том же направлении. И правда, не может же он не замечать, что ее просто трясет от его прикосновений. Это если он случайно коснется ее рукой. А если что-то более интимное…

Кстати, она совершенно не помнит, когда они занимались сексом. То есть это, конечно, только к лучшему, потому что непонятно, как она это выдержит, но ведь он никогда не настаивает. Никаких поползновений не делает…

В будние дни она и правда очень устает на работе, ей не до того, а вот в выходные…

– А что мы делали в прошлую субботу? – неожиданно для себя спросила она.

– А ты не помнишь? – удивился он. – Мы же к Володьке на шашлыки ездили в Ушково. Ну, Володька, рыжий такой, высокий, мы с ним когда-то борьбой занимались…

У нее перед глазами встал пустой участок, и чуть в стороне огромные ели, как на картинке, и пахло дымом, и какие-то люди толпились возле мангала. Лица их сливались в одно. И не было там никакого рыжего и высокого.

Она потрясла головой, и видение исчезло. И тут она вспомнила, что уже спрашивала мужа про выходные. Странно, тогда он говорил, что они ездили на шашлыки к Вадику в Макеевку. Но в воскресенье, а в субботу он работал.

– А ты прошлый раз говорил, что мы к Вадику ездили, он такой толстый и белобрысый… – самым невинным голосом сказала она. – Я точно помню…

– А? – Он бросил на ее взгляд. Не ласковый и